Ли Чайлд. "61 час". Перевод.

Глава 1.

БЕЗ ПЯТИ МИНУТ ТРИ ПОПОЛУДНИ. РОВНО ЗА 61 ЧАС ДО ТОГО, КАК ВСЕ ПРОИЗОШЛО. Адвокат заехал на парковку и остановился на свободном месте. На земле был дюйм свежего снега, поэтому он минуту шарил ногами, пока не нашел устойчивое положение. Затем он выбрался из машины, поднял воротник и побрел к входу для посетителей. С севера дул резкий ветер. Мощный, с большими ленивыми хлопьями. В шестидесяти милях отсюда был шторм. Радиоэфир был наполнен сообщениями о нем.
Адвокат зашел внутрь и стал сбивать снег с ботинок. Очереди не было. Это не был обычный посетительский день. Перед ним не было ничего кроме пустой комнаты, пустого рентгеновского конвейера, арки металлодетектора и 3 тюремных охранника, стоящих вокруг. Он кивнул им, несмотря на то, что не был с ними знаком. Но он считал себя принадлежащим к их лагерю, а их - к своему. Тюрьма была двумерным миром. Ты или был заперт внутри, или нет. Они не были. Он не был.
Пока.
Он взял серое пластиковое ведро сверху стопки и положил внутрь свое свернутое пальто. Снял свой пиджак, свернул его и положил поверх пальто. В тюрьме было жарко. Было дешевле сжечь немного больше нефти для отопления, чем дать заключенным два комплекта одежды - один для лета и второй для зимы. Он слышал шум, доносящийся сверху, скрежет металла и бетона, случайные безумные вопли и вскрики, тихое ворчание недовольных голосов, затихающие в искривленных коридорах и за множеством закрытых дверей.
Он освободил свои карманы от ключей, бумажника, телефона и монет, и водрузил эти чистые, теплые, личные вещи поверх своего пиджака. Поднял серое пластиковое ведро. Не понес к рентгеновскому конвейеру, а вместо этого поставил у маленького окошка в стене напротив. Дождался, когда женщина в форме заберет его и протянет ему в обмен номерок.
Он встал напротив металлодетектора, похлопал себя по карманам и выжидающе уставился перед собой, как будто ждал приглашения. Поведение, которому учишься на воздушных перелетах. Охранник позволил ему постоять там минуту, маленькому нервному мужчина в рубашке, с пустыми руками. Без портфеля. Без ноутбука. Даже без ручки. Он был там не для того, чтобы консультировать. Он был там, чтобы проконсультировали его. Не для того, чтобы говорить, а для того, чтобы слушать, и совершенно определенно он даже близко не собирался доверять бумаге то, что готовился услышать.
Охранник поманил его сквозь металлодетектор. Зеленый свет и никакого звукового сигнала, но все равно первый охранник провел по нему палочкой, а второй обыскал его. Третий повел его глубже в комплекс, через двери, которые не были запроектированны открыться, если предыдущие и последующие не были плотно закрыты, заворачивая за острые углы, которые были созданы дабы замедлить бегущего человека, минуя толстые зеленые стеклянные окна с наблюдающими лицами за ними.
Вестибюль был основательным, с линолиумом на полу, мятно-зеленой краской на стенах и флюоресцентными трубами на потолке. Вестибюль был соединен с миром снаружи, с порывами холодного воздуха, когда открывалась дверь, с разводами соли и лужами от растаявшего снега на полу. Настоящая тюрьма была другой. Она не соединялась с наружной частью. Никакого неба, никакой погоды. Никаких попыток отделки. Она была вся из голого бетона с жирными потертостями в местах, где рукава и плечи касались его, и все еще бледным и пыльным в остальных местах. Под ногами была цепкая серая краска, как на полу гаража автолюбителя. Подошвы адвоката шуршали по нему.
Впереди были четыре комнаты для переговоров. Каждая представляла собой бетонный куб без окон, разделенный в точности напополам от стены до стены стойкой высотой со стол с защитным стеклом сверху. Под потолком над стойкой горели заключенные в сетку лампы. Стойка была отлита из бетона. На ней все еще просматривалась зернистость опалубка. Защитное стекло было толстым и слегка зеленоватым и было разделено на 3 перекрывающихся панели, создавая по бокам слуховые отверстия. Центральная панель имела вырез снизу для документов. Как в банке. В каждой половине комнаты имелось собственное кресло и собственная дверь. Идеальная симметрия. Адвокат зашел через одну дверь, заключенный зашел через другую. позже они покинут комнату точно таким же способом в противоположных направлениях.
Охранник открыл дверь из коридора и на ярд зашел в комнату, чтобы удостовериться, что все там в порядке. Затем он отодвинулся в сторону и позволил адвокату войти. Адвокат зашел и подождал, пока охранник не закроет дверь за его спиной, оставив его в одиночестве. Затем он сел и проверил часы. Он опаздывал на 8 минут. Из-за плохой погоды он медленно вел машину. Обычно он посчитал бы небрежностью опоздать на встречу. Непрофессионально и неуважительно. Но визиты в тюрьму были иными. Для заключенных время не значило ничего.
Еще восемь минут спустя открылась вторая дверь в стене по другую сторону стекла. Другой охранник зашел и затем отступил назад, пропуская заключенного. Клиент адвоката. Он был белым и чрезвычайно толстым, заплывшим жиром, и совершенно лысым. Он был одет в оранжевый комбинезон. На его запястьях, талии и лодыжках были надеты цепи, которые выглядели изящными ювелирными украшениями. Его глаза были пустыми, его лицо - послушным и ничего не выражающим, но его рот слегка двигался, как у слабоумного, пытающегося запомнить сложную информацию.
Дверь в стене за стеклом закрылась.
Заключенный сел.
Адвокат придвинул свое кресло к стойке.
Заключенный сделал то же самое.
Симметрично.
Адвокат произнес:
- Прошу прощения за опоздание.
Заключенный не ответил.
Адвокат спросил:
- Как у вас дела?
Заключенный не ответил. Адвокат замолчал. Воздух в комнате был жарким. Минуту спустя заключенный заговорил речетативом, прокладывая себе дорогу через списки и инструкции, через предложения и параграфы, которые находились в его памяти. Изредка адвокат говорил: "Немного помедленнее", и в каждом таком случае парень делал паузу и ждал, и затем начинал снова, продолжая с того предложения, которым закончил, не меняя ритма, по-прежнему нараспев. Было похоже, будто он не умел иначе общаться.
Адвокат считал, что у него была очень хорошая память, особенно в отношении деталей, как у большинства адвокатов, и он был чрезвычайно внимателен, потому что концентрирование на процессе запоминания отвлекало его от реального содержания инструкций, которые он получал. Но даже так в каком-то маленьком уголке его сознания он насчитал четырнадцать отдельных преступных предложений до того, как заключенный закончил и откинулся назад.
Адвокат молчал.
Заключенный произнес:
- Ты все понял?
Адвокат кивнул, и заключенный погрузился в неподвижность быка. Или лошади, как осел на поле, бесконечно терпеливый. Время не значило ничего для заключенных. Особенно для этого. Наконец адвокат отодвинул кресло назад и встал. Его дверь была не заперта. Он вышел в коридор.
Без пяти минут четыре пополудни.
Оставалось шестьдесят часов.
За дверью адвоката ждал все тот же охранник. Две минуты спустя адвокат уже вернулся на парковку. Он снова был полностью одет, и содержимое его карманов вновь было на своем месте, успокаивающе тяжелое и совершенно нормальное. Снег пошел сильнее, воздух стал холоднее, а ветер - более резким. Темнело, быстро и рано. Адвокат посидел минуту с включенным обогревом сидений, с работающим мотором и дворниками, стряхивающими снег с лобового стекла. Затем он подал назад, широкий медленный поворот, скрипя шинами по свежему снегу, фарами очерчивая яркие арки сквозь белые завихрени. Он направился к выходу, к металлическим воротам, ожидание, проверка, и затем длинная прямая дорога через город к хайвею.
Четырнадцать преступных предложений. Четырнадцать настоящих преступлений, если он передаст эти предложения и они будут реализованы, а они обязательно будут. Или пятнадцать преступлений, потому что он сам станет соучастником. Или двадцать восемь преступлений, если прокурор рассмотрит его соучастие в каждом преступлении отдельно, что прокурор вполне может сделать просто ради развлечения. Или ради славы. Двадцать восемь отдельных путей к стыду, позору и отстранению, к суду и осуждению и заключению в тюрьму. Пожизненное заключение, почти наверняка, учитывая природу одного из четырнадцати предложений, и это только в том случае, если удастся договориться о признании. Страшно предположить, что будет в случае, если договориться не удасться.
Адвокат проехал развязку хайвея в виде клеверного листа и присоединился к медленному движению по правой полосе. Все вокруг него было серым из-за послеполуденного падающего снега. Не так много машин. Просто случайные автомобили и грузовики едущие по своим делам, кто-то быстрее, кто-то медленнее, а навстречу другие случайные автомобили и грузовики, следующие по своим делам, по другую сторону разделительной черты. Он повел машину одной рукой, искривился на сиденье и достал свой мобильник. Взвесил на руке. У него был выбор из трех опций. Первая: ничего не делать. Вторая: позвонить по номеру, который ему дали. Третья: позвонить по номеру, по которому он на самом деле должен бы позвонить, в данных обстоятельствах это номер 911, спешащее подкрепление локального полицейского управления, патруль хайвея и окружные шерифы, и ассоциация адвокатов, и затем свой собственный адвокат.
Он выбрал вторую опцию. Вариант номер один не привел бы его никуда, разве что чуть позже за ним бы пришли. Вариант номер три убил бы его медленно и непреодолимо, и наверняка после часов или даже дней непереносимой агонии. Он был маленьким нервным мужчиной. Вовсе не героем.
Он набрал тот номер, который ему приказали набрать.
Проверил его дважды, затем нажал на зеленую кнопку вызова. Приложил телефон к уху, что стало бы двадцать девятым преступлением во многих штатах, его собственным.
Но не в Южной Дакоте.
Пока нет.
Слабое утешение.
Ответивший ему голос он уже слышал четыре раза до этого. Резкий и грубый, обрамленный какой-то жестокой животной угрозой. Голос, который адвокат считал чем-то принадлежащим совершенно другому миру. Он произнес:
- Говори, приятель, - с улыбкой и интонацией жестокого удовольствия, как если бы говорящий наслаждался своей абсолютной властью и контролем и последующим дискомфортом, страхом и отвращением адвоката.
Адвокат сглотнул и начал говорить, зачитывая списки и инструкции, и фразы и параграфы в том же самом виде, в каком они были переданы ему. Он начал говорить за семь миль и семь минут до моста. Мост не выглядел как мост. Дорожное полотно шло совершенно горизонтально, но земля под ним слегка провалилась в широкое и неглубокое ущелье. Ущелье было сухим большую часть года, но в весенний период в нем бесновались тающие воды. Инженеры хайвея сгладили ущелье, превратив его в аккуратную дренажную штольню и уплотнили дорожное полотно сорока гигантскими бетонными трубами, чтобы сооружение не размывалось каждый год. Это была система, которая отлично работала весной. У нее был только один недостаток, который проявлялся зимой. И чтобы нейтрализовать его, инженеры поставили знаки с обоих сторон моста. Знаки гласили: "Мост замерзает раньше дороги".
Адвокат вел машину и говорил. За семь минут своего монолога он достиг самого страшного и вопиющего из четырнадцати предложений. Он повторил их в телефон точно в той же форме, как услышал в тюрьме, то есть нейтрально и без эмоций. Грубый голос на другом конце провода рассмеялся. Это заставило адвокатала содрогнуться. Внутренний моральный спазм буквально вырвался из глубины его сущности. От этого заметно вздрогнули его плечи и телефон ударил его по уху.
От этого дернулась его рука на руле.
Передние шины слегка заскользили по льду на мосту, он неуклюже попытался выровнять их, и его задние шины занесло в другом направлении, в движении, напоминающем рыбий хвост, и раз, и два, и три. Он скользнул через все три полосы. Увидел автобус, который двигался навстречу ему сквозь падающий снег. Белый. Огромный. Он двигался очень быстро. Он двигался прямо на автомобиль адвоката. Задняя часть мозга закричала, что столкновение неизбежно. Передняя часть мозга утверждала, что это не так, что у него есть пространство и время, а также зеленый разделитель полос и два толстых металлических ограждения между ним и всем, что двигалось навстречу. Адвокат прикусил губу, ослабил хватку, выровнял машину, и автобус пронесся мимо, в точности параллельно его автомобилю в двадцати футах.
Он выдохнул.
Голос в телефоне спросил:
- Что такое?
Адвокат ответил:
- Меня занесло.
Голос произнес:
- Заканчивай свое сообщение, осел.
Адвокат снова сглотнул и продолжил говорить, с того предложения, на котором остановился.
Водитель белого автобуса, который ехал в противоположном направлении, был двенадцатилетилетним ветераном своего дела. В своей профессии он был так хорош, как только мог быть. У него была надлежащая лицензия, он был отлично натренирован и имел достаточный опыт. Он был не молод, но еще и не стар. Психически и физически он был на самой вершине здравого смысла, зрелости, максимальных способностей. Он не отставал от графика. Он не спешил. Он не был пьян. Он не употреблял наркотики.
Но он был уставшим.
Он непрерывно всматривался в бесконечный горизонтальный снег в течение последних двух часов. Он увидел машину, которая дергалась, как рыбий хвост, в 100 ярдах впереди. Увидел, как она метнулась по диагонали по направлению к нему. Из-за усталости он среагировал на долю секунды позже. А затем последовала чрезмерная реакция его оцепеневшего от напряжения тела. Он дернул за руль так, будто уворачивался от удара. Слишком сильно, слишком поздно. И в любом случае бессмысленно. Заскользившая машина уже выровнялась и была уже позади него, когда его собственные передние колеса вышли из-под котроля. Они ударили по льду на мосту, тогда как рулевое управление приказывало им повернуть. Они потеряли сцепление и заскользили. Весь вес приходился на заднюю часть автобуса. Огромный металлический двигатель. Водяной резервуар. Туалет.
Маятник качнулся назад. Задняя часть автобуса попыталась догнать переднюю. Не очень сильно. Всего несколько решающих градусов. Водитель все сделал правильно. Он боролся с заносом. Но рулевое управление было легким, как перышко, а передние шины потеряли сцепление с дорогой. Не было ответной реакции. Задняя часть автобуса выровнялась, а затем ее понесло в другую сторону.
Водитель сражался на протяжении трехсот ярдов. Двенадцать долгих секунд. Они ощущались как двенадцать долгих часов. Он вывернул большой пластмассовый руль влево, вывернул вправо, попытался удержаться от заноса, попытался не дать ему увеличиться. Но занос все равно увеличился. Он набирал обороты. Большой вес сзади, как маятник, качнулся в одну сторону, качнулся в другую. Мягкие пружины сломались и отскочили. Длинное тело согнулось. Задняя часть автобуса качнулась на сорок пять градусов влево, затем на сорок пять градусов вправо. "Мост замерзает раньше дороги". Автобус пересек последнюю из бетонных труб, и передние колеса вновь вернулись под контроль. Но это случилось, когда они были вывернуты по диагонали. Весь автобус повернулся вслед за ними, будто следуя команде. Будто он снова внезапно стал послушным. Водитель затормозил изо всех сил. Свежий снег сгрудился у передней стороны шин. Автобус придерживался своего нового направления. Он замедлился.
Но недостаточно.
Передние шины пересекли "громыхающую полосу", пересекли обочину, глухо оттолкнулись от асфальта вниз в канаву, полную снега и замершей грязи. Днище упало, ударилось и процарапало по краю тротуара долгие десять футов, пока импульс движения не затух. Автобус остановился на углу, слегка наклоненный, с передней третью в канаве, задними двумя третями все еще на обочине, с отсеком двигателя висящим в зоне полосы движения. Передние колеса беспомощно свисали. Двигатель замолк, и все звуки пропали, кроме шипения раскаленных частей под снегом, нежного вздоха воздушных тормозов и пассажиров кричащих, затем задыхающихся, затем затихающих.
Пассажиры представляли собой вполне однородную компанию, все кроме одного. Двадцать седоголовых стариков и мужчина помоложе в автобусе, который мог вместить сорок человек. Двенадцать человек были вдовами.
Остальные восемь составляли 4 женатых пары. Они были из Сиэттла. Это была церковная группа, совершающая культурный тур. Они уже посмотрели Литтл Таун в Прериях. Теперь они направлялись на запад к горе Рашмор. Им было обещано путешествие в географический центр США. На своем пути они должны были посетить Национальные парки и луга. Отличный маршрут, но неправильно выбранный сезон. Погода в Северной Дакоте не была гостеприимной. Отсюда пятидесятитипроцентная стоимость билетов, которые даже без этого были дешевыми.
Лишний пассажир был мужчиной как минимум на тридцать лет младше самого молодого из остальных. Он сидел в одиночестве через три ряда позади последнего старика. Они посчитали его чем-то вроде зайца. Он сел на автобус в этот самый день на остановке к востоку от города с названием Кавур. После Литтл Тауна в Прериях, перед Музеем Дакоталанд. Этому не было объяснения. Он просто залез в автобус. Кое-кто видел его перед этим разговаривающим с водителем. Кто-то сказал, что деньги перешли из рук в руки. Никто не знал, что думать. Если он заплатил за дорогу, то он скорее дополнительный пассажир, чем заяц. Как автостопщик, но не совсем.
Но в любом случае он был сочтен вполне приятным парнем. Он был тихим и вежливым. Он был на фут выше любого из остальных пассажиров и очевидно очень силен. Не такой красивый, как звезда кино, но и не урод. Может быть, спортсмен, только что закончивший свою карьеру. Возможно, футболист. Одет не самым лучшим образом. На нем была помятая рубашка навыпуск под теплой парусиновой курткой. У него не было сумки, что было странным. Но в конце концов было не так уж плохо иметь такого парня на борту, особенно после того, как он показал себя человеком цивилизованным и ни в коем случае не угрожающим. Угрожающее поведение от человека таких размеров было бы неприличным. Хорошие манеры от человека таких размеров были очаровательными. Вдовы посмелее подумывали о том, чтобы завязать разговор. Но мужчина сам по себе будто отбивал охоту к таким попыткам. Он проспал большую часть пути и все его ответы на разговорные уловки до сих пор были абсолютно вежливыми, но краткими, и совершенно лишены интереса.
Но по крайней мере они знали его имя. Один из стариков представился ему по дороге из туалета. Высокий мужчина посмотрел на него со своего сиденья, замер на секунду, как если бы взвешивал "за" и "против" ответа. Затем он принял протянутую руку и произнес:
- Джек Ричер.

X