Спасённый (fb2)

Ольга Александровна Чигиринская Переводчик: Алексей Аксенов
Сердце меча
Спасённый [СИ] [Врятований [СИ] ru] 219K, 53 с.

Добавлена: 03.05.2009

Аннотация

Приквел к роману «Сердце меча».




Впечатления о книге:  

Joel про Чигиринская: Спасённый [СИ] [Врятований [СИ] ru] (Космическая фантастика, Самиздат, сетевая литература) 01 08
Очень сильно и очень... по-христиански (в лучшем смысле этого слова). В результате одного незначительного эпизода войны между двумя космическими державами - Римским Доминионом и Вавилоном - планета Сунасаки, являвшаяся точкой логистики и транспортным узлом вавилонян, была ими брошена перед наступающим противником. Но перед тем, как ее оставить, вавилоняне с воздуха уничтожили на ней всю инфраструктуру, обрекая немногих уцелевших тамошних людей на страшную смерть от голода и жажды. Первыми из спасателей туда прибыли монахи-сохэи, которые пытались спасти выживших, бороться с людоедством и похоронить мертвых. Отстраненный, спокойный стиль рассказа Чигиринской шокирует - думаю, если бы Колесова, чей "Драконий жемчуг" я обругал в предыдущей рецензии, была поумнее, она бы изобразила описанные ею предсмертные страдания девочки-призрака куда правдоподобнее.
-
Неожиданность случилась, когда открыли подвал школы — и оттуда хлынул такой страшный смрад, что Сагара не мог вдохнуть, пока не включил фильтр шлема, и то же самое сделали все остальные синдэновцы — взвод Коннора. А люди Ягдбергов, у которых не было на себе костюмов с фильтрами, рванули что было сил в наветренную сторону, побросав технику.
Сагаре казалось, что он и сквозь фильтр чувствует этот смрад. Не горелой — а гнилой плоти.
— Я не хочу туда лезть, — чуть ли не со слезами сказал Коннор.
— Я тоже, — признался Сагара — и сделал шаг в подвал.
… В подвале школы прятались дети и учителя — около шестисот человек.
— Что тут произошло? — прохрипел Коннор, оглядываясь вокруг при свете фонаря. — Боже правый, Пресвятая Дева, почему они умерли — сюда же не дошёл огонь?
— Не дошёл — но высосал отсюда кислород, — ответил Сагара. — Они задохнулись.
Те самые вентиляционные отверстия, через которые пламя задушило людей, пропустили сюда воду вчерашнего и сегодняшнего дождей. С потолка капало, оба сохэя стояли по щиколотки в воде. Сделать хотя бы один шаг вперёд ни один не мог — это означало наступить…
— Это же дети, — Коннор начал давиться чем-то. — Одни только дети.
Сагара понимал его чувства. Чаще всего они находили останки в таком состоянии, что нельзя было уверенно сказать, принадлежат они детям или взрослым. А тут…
— Как мы их вынесем? — спросил Коннор. — Они же…
— Мы не станем их выносить, — решил Сагара. — Не стоит распространять трупный яд по всему городу. Я отслужу по ним прямо тут — и мы сожжём тела термоминой.
— Доделаем то, что не доделали Рива, мать их в душу за ногу туда-сюда?
— Поверьте, сержант, детям уже всё равно.
— А идентификация?
— Как? Мы можем взять пробы у тех, кто сверху и с краю. А дальше… Нарушим эту плёнку — и… вы видели, как взрывается консервная банка?
— Хватит, отче, — Коннор застонал, сдерживая рвоту. Они вышли на свет. Сагара увидел, как Коннор бледен.
— Вы не назначили мне епитимью.
— Излишне. Вы и так сегодня не будете есть, сержант.
За ограждением с наветренного бока уже столпились местные. Сагара узнал кое-кого — в частности, госпожу Янаги.
— Там дети? — спросила она. — Вы нашли детей? Можно забрать тела?
— Нельзя, — Он видел, как меняется её лицо, как отступили назад люди Минато. Он знал, что от него смердит, что он принёс тот смрад с собой, пропитался им. — Нельзя. Там… фактически нет отдельных тел. Здесь… есть родственники?
Женщина закивала. Кто-то из горожан сделал шаг вперёд и тоже кивнул.
— Назовите мне имена, — Он включил блок памяти сантора. — Я буду служить прямо здесь. Потом мы выдадим вам прах.
— Вы их… сожжете? — с ужасом спросил пожилой человек.
— Я не могу допустить даже малейшей возможности эпидемии, — как можно твёрже сказал Сагара.
— Нет! — закричала вдруг госпожа Янаги. — Нет, не смейте! Нелюди! Выродки! Палачи! Отдайте нам их! Отдайте, мы похороним их сами! Не смейте сжигать!
Она кинулась вперёд, но техники их команды Гельтермана и городские мужчины перехватили её и повели прочь. Она кричала и билась у них в руках. Те, кто остался, смотрели на Сагару с неприкрытым отвращением.
— Имена, — напомнил он. — Столько, сколько сможете.
-
— Отче, я теряю веру.
— Я тоже.
Брат новиций Хаас раскрыл рот и захлопал глазами.
— Вы серьёзно?
— Куда серьёзнее. Как можно не утратить веры со дня, когда люди сотворили людям пекло собственноручно — а Господь их не остановил.
— Но ведь… — Брат Хаас запнулся. — Ну, я думаю, это… так было, наверное, всегда, вот что я скажу. Бог позволяет свершиться злу, потому что может это… превратить его в добро.
— Вот видишь, сын мой, ты уже сам знаешь, что я хочу тебе сказать. Но, получается, всё же теряешь веру. Стало быть, словами ничему не поможешь. Так?
— Выходит, так, — Брат Хаас опустил голову. — И что мне теперь делать?
— Попробуй делать как я: держи в голове альтернативу.
— Держать… что?
— Альтернативу. Иную возможность.
— Какую?
— Всё то же самое. Люди творят людям пекло своими руками — и на этом конец. Ни вознаграждения и утешения для тех, кто страдал. Ни кары для тех, кто причинил страдание. Ни Бога.
— Скверно.
— Вавилоняне живут с этим. Если могут они — сможешь и ты.
— А вы?
— А я не хочу.
— Так и я не хочу, отче!
— Тогда слушай. Я был бы величайшим на целом свете дураком и мерзавцем, если бы сейчас сказал тебе, что Бог допустил эти страдания жителям Сунагиси за их грехи. Я был бы просто дураком, если бы начал тебе объяснять, что это Божий план, из которого вышло какое-то большее благо для тех, кто погиб. Когда Бог пришёл к нам, ты сам знаешь, что Он сделал с людскими страданиями — Он разделил эту муку. Он не болтал на темы теодицеи, тем более не искал Себе оправданий. Мы с тобой тут сейчас можем лишь молчать перед лицом страдания. Молчать и действовать. Помнишь, когда Господу сказали про галилеян, убитых Пилатом?
— Да… разве они были грешнее всех галилеян, что так пострадали?
Сагара кивнул.
— Это великое искушение, Хаас — пытаться дать ответ для кого-то другого. Найти какое-то рацио. Меня сейчас охватывает великое искушение найти для тебя какие-то очень правильные слова — но на наше общее счастье я знаю, что мои слова не вернут твоей веры. Если ты хочешь кричать Богу, как Иов — то кричи. Хочешь проклинать — проклинай. Об одном прошу — от своего, а не чьего-то ещё имени. И другая просьба — действуй. Что-нибудь ещё?
Хаас стиснул пальцы. Его курносое лицо было задумчиво и мрачно. Наконец он проговорил:
— Женщина.
— Ты полюбил какую-то женщину? — удивился Сагара.
— Нет. Та женщина, что вешалась. Она у меня из головы не идёт. Я знаю, что там были её дети, но не могла же она думать, что за два месяца они останутся живы?
— Нет.
— Вас там теперь ненавидят, отче. Не все. Но…
— Зачем ты мне это говоришь? Исповедь — это отпущение твоих грехов. Если ты больше не знаешь их за собой — то закончим, потому что мне нужно сделать ещё одно дело.
— Это отпущение моих грехов, потому что я на них накричал. Накричал на этих олухов, простите меня, отче. Как они смеют? Мы же пришли помочь…
— Мы пришли помочь, а ты накричал. Завтра пойдёшь и извинишься, — Сагара перекрестил Хааса и прочитал молитву отпущения грехов.
-
Отлично.


Прочитавшие эту книги читали:
X