Дмитрий Федорович Чижевский (1885–1951) - советский драматург.

Родился в селе Максимовка Гадячского уезда Полтавской губернии в семье крестьянина. В автобиографии 1924 г. Чижевский вспоминал: «С восьми лет ходил на поденную в экономию за восемь копеек в день на своих харчах. По зимам ходил в церковно-приходскую школу, которую окончил лет в двенадцать. Лет до восемнадцати был в мальчиках при конторе в экономии. Около этого времени любопытства ради жена конторщика дала мне как-то раз прочитать книгу. Попался Гоголь. Впечатление было громадное» (РГАЛИ. Ф. 2599. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 1). Выпросив денег у отца, юноша отправился учиться в Москву, правда, на Коммерческие курсы. И здесь впервые попал в театр, что и определило его дальнейшую судьбу.
Вместо изучения финансовых и бухгалтерских тонкостей «усидчиво корпел над Ницше, Штирнером, Толстым, евангелием и даже библией. Перешел потом на философию, историю культур и лекции по филологии и астрономии. Увлекся сильно Андреевым. Начал писать трагедию „Восставший раб“. Когда закончил, послал ее Горькому. Он забраковал. Снова переделал и послал. То же. Так, кажется, раза три. Теперь она лежит в упокоении. Тогда же организовал драматический кружок из сослуживцев» (РГАЛИ. Ф. 2599. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 1).
Уже следующее сочинение — «Жизнь шести конторщиков» — было поставлено на сценах Нижнего Новгорода и Сормова в 1910–1911 гг.
В 1911–1915 гг. Чижевский сотрудничает с газетой «Кубанский курьер» в Екатеринодаре. Самообразования Чижевский не оставлял и в 1915 году, уже тридцатилетним, сдал экстерном экзамены за 4 класса гимназии. В 1915 г. его мобилизуют, он командируется в школу прапорщиков. Воюет, получает ранение и контузии. В Февральскую революцию Чижевский командует ротой и избирается в Первый Батумский Совет рабочих и солдатских депутатов. В 1917 г., используя возможности полковой канцелярии, за свой счет печатает пьесу «Его величество Трифон». В том же году возвращается в Екатеринодар и в марте 1918 г., когда в городе устанавливается советская власть, вступает в члены РКП(б). Тридцатитрехлетний грамотный коммунист быстро продвигается по службе: сначала его назначают комиссаром милиции, затем — интендантом Красной гвардии Кубанской автономной Советской Республики. В 1918–1921 гг. Чижевский уже комбриг, комиссар продовольствия, заведующий административно-хозяйственным отделом ЦК РКП (б). В 1921 г. отправлен в Пермскую область для сбора продналога.
Но как только Гражданская война заканчивается, Чижевский немедленно возвращается к тому, что привлекает его больше всего: к литературным и театральным занятиям. Он становится секретарем Всероссийского литературного общества «Кузница» (где до образования ВАППа собирались так называемые пролетарские писатели), из которого выходит в 1924 г. Чижевский очень энергичен как организатор: он — один из создателей Союза революционных драматургов, состоит во Всероссийском обществе крестьянских писателей, заведует Театральным отделом Главполитпросвета. Тогда же, в начале 1920-х, организовывает «Пролетарский показательный театр», сотрудничает с театром «Красный быт».
В 1923 г. появляется «Сиволапинская комедия», написанная «под Островского», на материале крестьянского быта начала нэпа. Пьесу замечают, о ней хорошо отзываются А. В. Луначарский, В. В. Вишневский, Ф. В. Гладков, Вс. В. Иванов и др. (см.: РГАЛИ. Ф. 2599. Оп. 1. Предисловие). Но не все так гладко. В 1924 г. Чижевский пишет Л. Б. Каменеву, ища у него защиты: «Уважаемый товарищ Лев Борисович. Некоторые критики наших газет в оценке [рецензиях] „Сиволапинской комедии“ упрекают меня и в детской болезни левизны, и в демагогии, и в контрреволюции слева. И все за председателя. У меня же одна была задача: дать такого коммуниста, который бы и твердым был, и привлек бы на себя симпатии зрителя. И в театре это достигается. За что же снимать „Сиволапинскую“ с репертуара, что, кто-то в „Известиях“ указывает Главреперткому?» (РГАЛИ. Ф. 2599. Оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 1–1 об.).
Драматургическую известность Чижевский приобрел как автор пьес о крестьянской жизни («Его величество Трифон», «Сиволапинская комедия»), затем последовали «Голгофа», «Лобное место», «Сусанна Борисовна» и др.
Хотя пьесы драматурга идут в театрах, отношение к его вещам у критики неоднозначное.
Мейерхольд начинает работу над «Голгофой» и даже вводит Чижевского в список писательской группы журнала «Жизнь искусства», но позднее вычеркивает его фамилию, вероятно, из-за несогласия автора с режиссерской трактовкой пьесы. Примерно в эти же месяцы 1924 г., выступая на Диспуте о задачах литературы и драматургии в Москве, Чижевский говорит о зависимости провинциальных театров от столичных подмостков: если пьеса не поставлена в центре, она не идет нигде. Поэтому предлагает создать новый театр для новой драматургии.
Вл. И. Немирович-Данченко с его художественной интуицией к Чижевскому благосклонен (см.: Письма О. С. Бокшанской Вл. И. Немировичу-Данченко. М.: Моск. Худ. театр., 2005. Т. 1. С. 560, письмо от 21 января 1927 г.), но МХАТ его вещи отвергает (ср.: «Берсенев: Один автор настойчиво стучится в двери театра, но мы его до сих пор в репертуар не принимали — это Чижевский (раздаются одобрительные возгласы). Но мы надеемся, что Художественный совет нас одобрит»), (Советский театр. Документы и материалы. Л.: Искусство. 1982. Часть 1. 1926–1932. С. 202).
Выразительная запись, характеризующая не только Чижевского, но и атмосферу тех лет, отыскивается в дневниках B. П. Полонского <1925>: «Жарит пьесу за пьесой — и хотя его не хвалят, но он в упоении. Час доказывал мне, что он не может исполнять партийные обязанности, так как занимается более полезным делом: творит. Он хочет добиться, чтобы ЦК вынесло постановление: зачислять литературную работу как партийную. Шумит, грозит: „Вот только ‘Голгофу’ кончу — иначе поговорю: ультиматум поставлю“. Просто парень ищет случая выбраться из партии без сраму. В коммунизм его не верится. Он вообразил себя драматургом и полагает, что проживет и без партии». Интонация редактора литературного журнала передает с трудом сдерживаемое возмущение тем, что кто-то может всерьез полагать, будто литературная работа важнее партийной. Через две страницы читаем: «В партии — среди широких масс — сервилизм, угодничество, боязнь старших. Откуда? Почему вдруг такой шкурнический страх делает недостойными людей, вчера еще достойных? Психоз?» (Полонский Вяч. Моя борьба на литературном фронте. Дневники. Май 1920 — январь 1932 / Публ. C. В. Шумихина // Новый мир. 2008. № 1. С. 146).
Судя по документам, «шкурнический страх» у Чижевского отсутствовал напрочь. Двигало же им убеждение в правоте или неправоте суждений и поступков любого. Так, несмотря на свой конфликт с Мейерхольдом, на важной дискуссии, состоявшейся в ГАХН 13 ноября 1930 г. после установочного доклада В. А. Павлова «Творческая методология театра им. Вс. Мейерхольда», обвинившего режиссера в формализме, Чижевский решительно выступил в его защиту (см.: РГАЛИ. Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 51. Л. 61 об. — 65). Драматург говорил о современной задаче утверждения нового типа писателя, нового типа режиссера и актера (между прочим, объяснив, что мейерхольдовская «биомеханика» была не чем иным, как сугубо производственной необходимостью обучения «сырых», физически не готовых к сценической работе актеров азам профессионального мастерства). На Всемирном театральном конгрессе в Париже (1928) именно Чижевский выступит с докладом «О театральном положении» (Советский театр. Документы и материалы. 1921–1926. Л.: Искусство, 1975. С. 386–387). Помимо бойцовского характера, выступления свидетельствуют и о сценической компетентности драматурга.
В 1929 г. отмечалось двадцатилетие творческой деятельности Чижевского. Критик писал, что пьесам этого автора свойственна «тщательная обработка языка, выделяющая Дм. Чижевского в ряду наших драматургов» (Клейнер Ис. К двадцатилетию творческой деятельности // Новый зритель. 1929. № 19. С. 2). Спустя несколько лет по инициативе ячейки писателей организуются творческие вечера драматургов, выпавших из «обоймы». На вечере Чижевского доклад читает Р. В. Пикель, который говорит, что не может пройти мимо «идеологических изъянов его драматургической продукции». Прочие выступавшие (Б. В. Алперс, Б. А. Вакс и др.), назвав среди литературных учителей Чижевского таких разных авторов, как Л. Андреев, Горький, Чехов, Гольдони, отмечают и обретение драматургом своего собственного почерка (Я. Э. Путь драматурга // Лит. газ. 1933. № 49. 23 октября. С. 4). «Беспокойная, мятежная натура, Чижевский начинает сходить в писательской среде за некоего „чудака“ лишь за то, что не хочет следовать линии наименьшего сопротивления <…> пользоваться готовыми рецептами, капитулировать перед литературными канонами. За эти свои особенности, так же как и за свою резкую прямолинейность в личном общении т. Чижевский награжден <…> длительным молчанием критики» (Эй-н Як. Лит. газета. 1933. 23 сентября. № 44. С. 3).
В 1930-е гг. Чижевский продолжает сочинять комедии (некоторые из них запрещаются), активно выступает на разнообразные театральные и общественные темы. В архиве сохранились черновики его писем конца 1930-х — начала 1940-х гг. к Н. И. Бухарину, Л. Б. Каменеву, Л. П. Берии. Обращения к Бухарину и Каменеву связаны с мыслями Чижевского по поводу гонений на сатиру, он полемизирует с «установочной» статьей В. И. Блюма, в которой утверждается невозможность самого существования сатирического жанра в стране победившего социализма. В письме к Берии Чижевский просит о поддержке пьесы о Сталине, сочиненной в 1936 г. Тогда она была отвергнута В. М. Киршоном и Я. Б. Гамарником. Теперь недруги попали в опалу, и Чижевский вновь пробует провести пьесу на сцену.
В 1942 г. драматург пытается добиться отправки на фронт, но, по-видимому, хлопоты успехом не увенчиваются (ему уже 57 лет). В 1948 г. выходит на пенсию.

источник: Забытые пьесы 1920-1930-х годов М.: Новое литературное обозрение, 2014