Литературные журналы в России. «Звезда»

Аватар пользователя Антонина82
ВложениеРазмер
Иконка изображения Zvezda.jpg9.4 КБ
Forums: 

"Звезда́"— советский (российский) ежемесячный литературный журнал, издается в Петрограде — Ленинграде — Санкт-Петербурге) с января 1924 г. Выходил сначала 6 раз в год, с 1927 ежемесячно.“Звезда” стала первым “толстым” журналом пореволюционного Петрограда; ко времени ее основания ряд тонких ежемесячников, возникших в первые годы революции, — “Пламя”, “Грядущее” и др. — прекращает свое существование. Первоначальный подзаголовок “Звезды” — “Литературно-общественный и научно-популярный журнал”. До 1927 года выходило по 6 номеров в год, затем, исключая годы войны и первое послевоенное время, когда журнал также издавался один раз в два месяца, он становится ежемесячником.
Как и другие литературные журналы, “Звезда” создана по решению ЦК партии. Видимо, не очень доверяя Петрограду, который после перемещения в 1918 году столицы в Москву находился под постоянным подозрением, весной 1923 года в город был прислан заведующий Отделом печати Наркомата иностранных дел Иван Михайлович Майский , которому и было поручено “собирание здоровых литературных сил” вокруг журнала. Он блестяще справился с заданием, выпустив первый номер даже ранее намеченного срока — в декабре 1923 года, хотя на обложке указан 1924 й. Редакция сразу же прокламировала свою ориентацию на читателя-интеллигента, пусть и выраженную в стилистике того времени. Первый номер открывался таким обращением к читателю: “Возобновляя вековую традицию толстых журналов в Петрограде после пятилетнего перерыва, вызванного эпохой революции и гражданской войны, “Звезда” ставит своей задачей воспитание новой, выдвинутой революцией рабоче-крестьянской интеллигенции. Редакция прекрасно сознает всю трудность осуществления этой задачи в сложной обстановке наших дней, — тем не менее она уверенно рассчитывает, что в тесном контакте ей удастся найти правильный путь к ее разрешению. Петроград. Ноябрь 1923 г.”. Такое соединение несопрягаемых вещей — “возобновление вековой традиции” и марксистское “воспитание интеллигенции” — встретило раздраженную реплику журнала “Леф”.
Отпечаток эпохи лежит на первом номере журнала, в котором одновременно увидели свет произведения недавно вернувшегося из эмиграции “опомнившегося” Алексея Толстого и стихотворение уже эмигрировавшего (1922 г.) Владислава Ходасевича . Первые номера “Звезды”, в которых были напечатаны стихотворения Осипа Мандельштама и других “сомнительных” авторов, вызвали нападки со стороны правоверных журналов; в дальнейшем “рапповские” и “напостовские” журналы подвергнут “Звезду” самой разнузданной критике.
В начале 1924 года Майский был отозван на дипломатическую работу. Руководителем журнала становится видный литературный критик Георгий Горбачев, погибший в годы Большого террора. В первые два года значительное место в журнале занимал научно-популярный отдел — в ущерб литературной критике и библиографии, совершенно в нем незаметных, да и собственно “художественному” отделу: в некоторых номерах он составляет не более трети объема. В дальнейшем чисто литературные отделы займут в журнале доминирующее место, а научно-популярный уступит место общественно-политическому. В первые годы “Звезда” стояла, как правило, вне бурных литературных дискуссий, разгоревшихся в то время, придерживаясь спокойного тона. Это отмечено, между прочим, Евгением Шварцем : “Я помню, как „Звезда“ родилась высоко-высоко в Госиздате, в Доме книги. И с самого рождения была она строга и академична, что чувствовалось и в обложке, и в верстке” (Е. Шварц. Телефонная книжка. М.: Искусство, 1997. С. 161).
Главное внимание отводилось публикации первоклассной прозы, авторами которой были, в частности, писатели круга “Серапионовых братьев” (М. Зощенко , В. Каверин , Н. Никитин , Вс. Иванов ). На страницах “Звезды” впервые увидели свет романы К. Федина (“Братья”, “Похищение Европы”, “Города и годы” ), ряд произведений Юрия Тынянова (“Смерть Вазир-Мухтара” и др.), рассказы Б. Лавренева , в том числе и прославивший его “Сорок первый” . Редакция делает ставку на подлинных мастеров словесного искусства, в основном тех, кого в 20-е годы называли “писателями-попутчиками”. Среди них Юрий Тынянов , Борис Пильняк , Ольга Форш , Леонид Леонов , Вениамин Каверин ; из поэтов — Осип Мандельштам , Николай Тихонов , Константин Вагинов , Николай Заболоцкий , Николай Клюев . Не замыкаясь в пределах одного города, “Звезда” прежде всего ориентируется на огромный творческий потенциал писателей Петрограда—Ленинграда. Здесь жили лучшие прозаики и поэты страны, многие из которых в конце 30 х годов перебрались в Москву. “Звезда” предоставила страницы для публикации 3 й книги романа М. Горького "Жизнь Клима Самгина” .
Магистральная тема журнальной прозы — “интеллигенция и революция”.
В это время самое активное участие в формировании концепции журнала принимают крупнейшие литературоведы и писатели — представители так называемой “формальной школы” — Ю. Тынянов , В. Шкловский , Б. Эйхенбаум и др. Ситуация меняется в конце 20 х годов, ближе к “году великого перелома”. “Звезда” становится объектом жесточайшей критики. В “Комсомольской правде” статья о “Братьях” Федина имела заголовок “Лицо классового врага”, а “Художник неизвестен” Каверина и “Сумасшедший корабль” О. Форш квалифицированы как “идеологическая диверсия”; сам же журнал целиком отнесен к “правопопутническому лагерю”. Однако его критический отдел становится рупором “напостовцев”, редактор журнала Горбачев обрушивается на “попутническую” литературу: “ Эренбурги же, Серапионы, Пильняки и т. д. — это враги, хотя бы и легальные”. Но время “единомыслия” тогда еще не наступило: громя в отделе критики “попутчиков”, главный редактор тем не менее предоставляет в их распоряжение страницы журнала. За очень короткий срок “Звезда” стала центром литературной жизни Ленинграда. Однако, испытывая давление сверху, исходящее из идеологических кругов Ленинградского обкома, редакция вынуждена все большее место отводить писателям, принадлежавшим к ЛАППу (Ленинградской ассоциации пролетарских писателей), — М. Чумандрину, Мих. Карпову, А. Тверяку и др., — произведения которых в большинстве своем справедливо забыты. Пытаясь усилить пролетарскую прослойку, редакция печатает в отделе поэзии в основном пролетарских поэтов “первого призыва” (И. Садофьева, М. Герасимова , В. Кириллова).
В этих драматических условиях “Звезда” тем не менее пытается сохранить свое лицо, оставаясь единственным прибежищем и оплотом большого отряда первоклассных художников слова. Один из авторов уже в 60 е годы, в общем справедливо, хотя и с неким оттенком осуждения, говоря о “Звезде” начала 30 х годов, отмечает “известный консерватизм журнала в освоении новой, остросовременной тематики… «Звезда» всегда стояла несколько в стороне от того, что называли «магистральными темами эпохи»”.
Однако редакция стремилась даже в тех условиях хоть как-то сохранить прежний высокий художественный и интеллектуальный уровень. В начавшееся жестокое время она старалась предоставить страницы гонимым и преследуемым авторам (в частности, О. Мандельштаму ). В 30 е годы значительную роль в журнале играл Н. Тихонов, в редколлегию входили М. Слонимский , О. Форш , М. Зощенко и др. Критика постоянно отмечает “пренебрежение темой социалистического строительства”, “уход в историю”, “консерватизм журнала в освоении новой, остросовременной тематики” и т. п. В это время журнал действительно публикует много исторических романов — О. Форш , В. Шишкова , А. Чапыгина , Л. Раковского и др. Только в одном 1933 году читатель мог увидеть в отделе прозы “Возвращенную молодость” М. Зощенко, “Похищение Европы” К. Федина, романы О. Форш , рассказы Б. Лавренева . В отделе поэзии — циклы и отдельные стихотворения Бориса Корнилова, Николая Заболоцкого , Павла Антокольского , Елизаветы Полонской, Александра Гитовича, прекрасные переводы, чем всегда славилась ленинградская школа, и многое другое.
“Не созвучная со временем” позиция журнала привлекает внимание идеологических, а затем, по их указке, цензурных инстанций. Еще в 1926 году предложено было “укрепить коммунистами” редакционную коллегию “Звезды”, которая тем не менее печатает такую блестящую и неожиданную вещь, как “Охранная грамота” Бориса Пастернака. В 1932 году вызвал раздражение отдел критики и библиографии журнала, стоявший в стороне опять-таки “от задач соцстроительства — отсюда вывод: отдел критики должен быть расширен и укомплектован партийно выдержанными кадрами и коммунистами-практиками”.
Главлит СССР вообще не склонен был доверять ленинградской цензуре “политконтроль произведений крупных писателей” и приказал доставить в Москву рукописи К. Федина и О. Форш. Тогда же была задержана публикация в “Звезде” поэмы Н. Заболоцкого “Торжество земледелия”, “крайне путанного в идеологическом отношении произведения”, затем все же поэма появилась в журнале, хотя и с исправлениями. Цензура запретила публикацию стихотворений О. Мандельштама, которого редакция в отличие от других журналов продолжала печатать. Последней публикацией, которую увидел на страницах “Звезды” гонимый и затравленный поэт, был его замечательный очерк “Путешествие по Армении” .
“Звезда” слишком медленно “перестраивалась”, что вызывало постоянный огонь ортодоксальной критики. Большинство авторов, подвергшихся цензурным нападкам в первой половине 30 х годов, во второй половине были физически уничтожены. В это “глухонемое время”, как назвала эти годы Ольга Берггольц , часто печатавшаяся в “Звезде” и также подвергаемая постоянным репрессиям цензуры (например, запрещена была публикация ее стихотворения “Родине” в 1940 г.), журнал, как и все прочие, вынужден был, конечно, предоставлять место для серых, невыразительных произведений, но зато написанных с “правильных” позиций, для статей, направленных против “врагов народа”, прославляющих Сталина, и т. п.
В последний предвоенный год журналу удается опубликовать ряд произведений И. Соколова-Микитова , М. Зощенко , Ю. Германа , стихи Е. Полонской, О. Берггольц и даже большой цикл стихотворений Анны Ахматовой , не публиковавшейся до этого длительное время. Возглавлял журнал того времени И. Груздев. Среди членов редколлегии были В. Каверин, М. Слонимский, Н. Тихонов.
В ужасающих условиях блокады Ленинграда журнал не перестает выходить, хотя редакция вынуждена иногда сдваивать номера, выпускаемые с опозданием. Главная тема диктовалась событиями войны и жизнью осажденного города. Особенно сильным был поэтический отдел, который и определял облик журнала. В нем печатались А. Ахматова , Вс. Рождественский , В. Шефнер и др. Большую ценность для историка представляет “Летопись Ленинграда”, публиковавшаяся во многих номерах.
Черный год в истории журнала — 1946-й, когда вышло печально известное августовское Постановление ЦК ВКП(б) о журналах “Звезда” и “Ленинград” , а также был опубликован доклад на эту тему главного партийного идеолога А. А. Жданова. Основными жертвами были выбраны М. Зощенко и А. Ахматова , осуждалось и общее направление “Звезды”: “уход в историю”, публикация “идеалистической повести” Л. Борисова “Волшебник из Гель-Гью” и ряд других “просчетов”. В недрах Управления пропаганды и агитации ЦК в самый разгар войны, в 1943 году, готовилось уже постановление такого рода, но первоначально в качестве жертв были намечены И. Сельвинский и Б. Пастернак. Однако позднее они были отклонены, поскольку их творчество “недостаточно известно народу”.
В том же году разгорелся скандал вокруг публикации в “Октябре” повести Зощенко “Перед восходом солнца” , так и не законченной в журнале; лишь в 1973 году редакция “Звезды”, пойдя на уловку, смогла опубликовать ее полностью под названием “Повесть о разуме” (сейчас подлинное название возвращено).
Истинной причиной погрома, учиненного ленинградским журналам, была ожесточенная борьба в среде кремлевских идеологов — секретарей ЦК (Жданова, Маленкова, Щербакова, Кузнецова). Но и сам журнал, и его авторы выбраны были не случайно: нужно было дать “урок” творческой интеллигенции, почувствовавшей некоторое ослабление идеологической узды в годы войны и в первый послевоенный год, который некоторые авторы считают “первой оттепелью”. Многие писатели разделяли иллюзию тех лет, надеясь на смягчение тоталитарного режима: “После войны все будет по-другому…”. Как предупреждал начальник Главлита своих подчиненных в конце июля 1946 года, “цензору было легко работать во время войны, у всех было повышенное чувство бдительности. После войны вожжи ослабили. Люди начали болтать. Поэтому должна быть особая настороженность цензуры…”.
Выход постановления означал, что власть не потерпит “идеологических шатаний”: был развязан террор в отношении литературы и искусства. 16 августа 1946 года состоялось общегородское собрание писателей под председательством Жданова, на котором многие из них выступили с покаянными речами. Не доверяя “ленинградским товарищам”, ЦК в том же месяце определил в главные редакторы “Звезды” А. М. Еголина, ортодоксального литературоведа, занимавшего в то время пост заместителя начальника Управления пропаганды и агитации ЦК (он вместе с Г. Ф. Александровым, своим начальником, и готовил материалы к постановлению ЦК и докладу Жданова; в своем кругу недаром это управление называли “Александровским централом”). Примечательно, что до августа 1946 года журнал придерживался так называемого “коллегиального руководства”: главного редактора как такового не было, все номера подписаны редакционной коллегией, хотя, конечно, всегда выделялся из ее среды писатель или критик, игравший ведущую роль. Еголин стал первым “обозначенным” главным редактором: устанавливалась “персональная ответственность” — по типу других литературных ежемесячников. Издание подготовленных текущих номеров “Звезды” было задержано: сдвоенный № 7/8, который должен был выйти в августе, подписан к печати только 17 октября, а к подписчикам попал лишь в ноябре 1946 года. Через год Еголина сменил критик В. П. Друзин, руководивший журналом десять лет. 14 августа 1947 года общее собрание писателей, посвященное годовщине со дня издания постановления ЦК, констатировало “полное благополучие” в Ленинградской писательской организации. Синдром 1946 года, а также “старый спор” столиц между собою и готовившееся “Ленинградское дело” поставили журнал в ужасающие цензурные условия: буквально каждая страница просматривалась “на просвет” в “компетентных” инстанциях. Как и другие журналы, в годы “борьбы с космополитизмом”, да и позднее, “проштрафившаяся” “Звезда”, находившаяся под особым надзором партийных и цензурных орга¬нов, потеряла свой прежний облик. Единственными сколько-нибудь примечательными произведениями, опубликованными в ней в это время, были повести и рассказы В. Пановой , Ю. Германа и некоторых других авторов. Публикация повести Германа “Подполковник медицинской службы” была оборвана в 1949 году на середине в связи с “нежелательной национальностью” одного из героев — хирурга Левина. В. Кочетов , ставший главой Ленинградской писательской организации, использует свое право для публикации в журнале романов “Журбины”, “Секретарь обкома” и других подобных произведений.
В 1957 году главным редактором стал прозаик Г. Холопов, возглавлявший редакцию более трех десятилетий. На страницах журнала появляются новые имена — в основном поэты, ставшие впоследствии крупными мастерами, — В. Соснора, А. Кушнер ; печатаются воспоминания Л. Борисова , иронические повести В. Шефнера , социальная фантастика братьев Стругацких , киноповести и пьесы А. Володина .
Из более поздних публикаций следует отметить полузапрещенного Андрея Платонова , романы и рассказы Федора Абрамова . Главная заслуга “Звезды” в годы оттепели и застоя — ориентация на молодую ленинградскую литературу, поэзию в особенности. Редакция охотно публикует молодых поэтов и прозаиков, поддерживает готовую угаснуть “петербургскую линию” в литературе. Постоянные мелочные придирки, запреты, изъятия — непременный аккомпанемент журнальной работы в этот период. Отметим одну особенность журнала: он в это время стоит в стороне от журнальной баталии, разгоревшейся между, условно говоря, “западниками” и “неопочвенниками”, между “Новым миром” и “Октябрем”, “Нашим современником” и “Молодой гвардией”. Не очень-то ему это и дозволялось, а кроме того, “Звезда” всегда считала главной своей задачей сохранение культурных сил города (да и не только его одного) и предоставление им трибуны для публикаций. “По независящим обстоятельствам”, как любили говаривать в старину, подразумевая цензурные препятствия, журналу не всегда удавалось это сделать, но такая тенденция все-таки просматривается весьма отчетливо. Большое место отводит журнал публикации забытых текстов и историко-литературных материалов. С 1980 года время от времени выходят “персональные” номера журналов, вызывающие всеобщий интерес и поднимающие престиж журнала, — “блоковский”, “цветаевский”, “довлатовский”, “зощенковский”, “солженицынский”, — или тематические, посвященные, в частности, “литературе русского зарубежья”, оттепели 60 х годов и т. д.
В годы объявленной перестройки и гласности “Звезда” в силу постепенного ослабления цензуры меняет, естественно, свою направленность. С 1989 по 1992 год редакцию возглавлял Г. Ф. Николаев. Из “органа Ленинградского отделения ССП” “Звезда” превращается в “ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический независимый журнал”, во главе которого с 1992 года и по настоящее время стоят соредакторы Андрей Арьев и Яков Гордин. В отличие от большинства толстых журналов “Звезда” не поддалась сразу же начавшемуся угару републикаций, занимавших основную площадь “Нового мира”, “Октября”, “Знамени” и других ежемесячников. Редакция обдуманно выбирала тексты запрещенных или печатавшихся за рубежом произведений, те преимущественно, которые связаны с Петербургом. Так, например, с 1988 года стали печататься мемуары Ирины Одоевцевой “На берегах Невы” , большое место в журнале заняли рассказы талантливейшего Сергея Довлатова и чуть позже стихи и проза Иосифа Бродского. Этим же объясняется выбор фрагментов из “Дневника” Корнея Чуковского . Не случайна в “Звезде” публикация романов Александра Солженицына из цикла “Красное колесо” — “Март Семнадцатого” и “Апрель Семнадцатого” , действие которых также в основном происходит в Петрограде. Как и прежде, доминирующее место в журнале занимают произведения современных прозаиков, поэтов, публицистов и критиков, так или иначе связанных с Петербургом.
В настоящее время “Звезда” сохраняет свое значение ведущего литературного ежемесячника Петербурга и репутацию одного из лучших журналов России.
А. В. Блюм

Главные редакторы
1924 — И. М. Майский
1925—1926 — Г. Е. Горбачёв
1926—1928 — П. Г. Петровский
1929—1937 — Ю. Н. Либединский
1939—1940 — Г. К. Холопов
1945—1946 — В. М. Саянов
26 июня 1946 ответственным редактором был назначен П. И. Капица, но к работе приступить не успел
12 августа 1946—1947 — А. М. Еголин
1947—1957 — В. П. Друзин
1957—1989 — Г. К. Холопов
1989—1991 — Г. Ф. Николаев
с 1992 — Я. Гордин и А. Арьев (соредакторы)

сайт журнала

Аватар пользователя Антонина82

Решила привести здесь текст выступления Жданова. Даже не верится, что это было всего лишь 64 года назад. Страшное время , особенно если вчитаться, за что были нападки на писателей.

Доклад т. Жданова о журналах "3везда" и " Ленинград"
(Сокращенная и обобщенная стенограмма докладов т. Жданова на собрании партийного актива и на собрании писателей в Ленинграде («Правда» № 225 (10307) от 21 сентября 1946 г.).
Товарищи!
Из постановления ЦК ясно, что наиболее грубой ошибкой журнала «Звезда» является предоставление своих страниц для литературного «творчества» Зощенко и Ахматовой . Я думаю, что мне нет нужды цитировать здесь «произведение» Зощенко «Приключения обезьяны». Видимо, вы все его читали и знаете лучше, чем я. Смысл этого «произведения» Зощенко заключается в том, что он изображает советских людей бездельниками и уродами, людьми глупыми и примитивными. Зощенко совершенно не интересует труд советских людей, их усилия и героизм, их высокие общественные и моральные качества. Эта тема всегда у него отсутствует. Зощенко, как мещанин и пошляк, избрал своей постоянной темой копание в самых низменных и мелочных сторонах быта. Это копание в мелочах быта не случайно. Оно свойственно всем пошлым мещанским писателям, к которым относится и Зощенко. Об этом много говорил в свое время Горький. Вы помните, как Горький на съезде советских писателей в 1934 году клеймил, с позволения сказать, «литераторов», которые дальше копоти на кухне и бани ничего не видят.
«Приключения обезьяны» не есть для Зощенко нечто выходящее за рамки его обычных писаний. Это «произведение» попало в поле зрения критики только лишь как наиболее яркое выражение всего того отрицательного, что есть в литературном «творчестве» Зощенко. Известно, что со времени возвращения в Ленинград из эвакуации Зощенко написал ряд вещей, которые характерны тем, что он не способен найти в жизни советских людей ни одного положительного явления, ни одного положительного типа. Как и в «Приключениях обезьяны», Зощенко привык глумиться над советским бытом, советскими порядками, советскими людьми, прикрывая это глумление маской пустопорожней развлекательности и никчемной юмористики.
Если вы повнимательнее вчитаетесь и вдумаетесь в рассказ «Приключения обезьяны», то вы увидите, что Зощенко наделяет обезьяну ролью высшего судьи наших общественных порядков и заставляет читать нечто вроде морали советским людям. Обезьяна представлена как некое разумное начало, которой дано устанавливать оценки поведения людей. Изображение жизни советских людей, нарочито уродливое, карикатурное и пошлое, понадобилось Зощенко для того, чтобы вложить в уста обезьяне гаденькую, отравленную антисоветскую сентенцию насчет того, что в зоопарке жить лучше, чем на воле, и что в клетке легче дышится, чем среди советских людей.
Можно ли дойти до более низкой степени морального и политического падения, и как могут ленинградцы терпеть на страницах своих журналов подобное пакостничество и непотребство?
Если «произведения» такого сорта преподносятся советским читателям журналом «Звезда», то как слаба должна быть бдительность ленинградцев, руководящих журналом «Звезда», чтобы в нем можно было помещать произведения, отравленные ядом зоологической враждебности к советскому строю. Только подонки литературы могут создавать подобные «произведения», и только люди слепые и аполитичные могут давать им ход.
Говорят, что рассказ Зощенко обошел ленинградские эстрады. Насколько должно было ослабнуть руководство идеологической работой в Ленинграде, чтобы подобные факты могли иметь место!
Зощенко с его омерзительной моралью удалось проникнуть на страницы большого ленинградского журнала и устроиться там со всеми удобствами. А ведь журнал «Звезда» — орган, который должен воспитывать нашу молодежь. Но может ли справиться с этой задачей журнал, который приютил у себя такого пошляка и несоветского писателя, как Зощенко?! Разве редакции «3везды» неизвестна физиономия Зощенко?!
Ведь совсем еще недавно, в начале 1944 года, в журнале «Большевик» была подвергнута жестокой критике возмутительная повесть Зощенко «Перед восходом солнца», написанная в разгар освободительной войны советского народа против немецких захватчиков. В этой повести Зощенко выворачивает наизнанку свою пошлую и низкую душонку, делая это с наслаждением, со смакованием, с желанием показать всем: — смотрите, вот какой я хулиган.
Трудно подыскать в нашей литературе что-либо более отвратительное, чем та «мораль», которую проповедует Зощенко в повести «Перед восходом солнца», изображая людей и самого себя как гнусных похотливых зверей, у которых нет ни стыда, ни совести. И эту мораль он преподносил советским читателям в тот период, когда наш народ обливался кровью в неслыханно тяжелой войне, когда жизнь советского государства висела на волоске, когда советский народ нес неисчислимые жертвы во имя победы над немцами. А Зощенко, окопавшись в Алма-Ата, в глубоком тылу, ничем не помог в то время советскому народу в его борьбе с немецкими захватчиками. Совершенно справедливо Зощенко был публично высечен в «Большевике», как чуждый советской литературе пасквилянт и пошляк. Он наплевал тогда на общественное мнение. И вот, не прошло еще двух лет, не просохли еще чернила, которыми была написана рецензия в «Большевике», как тот же Зощенко триумфально въезжает в Ленинград и начинает свободно разгуливать по страницам ленинградских журналов. Его охотно печатает не только «Звезда», но и журнал «Ленинград». Ему охотно и с готовностью предоставляют театральные аудитории. Больше того, ему дают возможность занять руководящее положение в Ленинградском отделении Союза писателей и играть активную роль в литературных делах Ленинграда. На каком основании вы даете Зощенко разгуливать по садам и паркам ленинградской литературы? Почему партийный актив Ленинграда, его писательская организация допустили эти позорные факты?!
Насквозь гнилая и растленная общественно-политическая и литературная физиономия Зощенко оформилась не в самое последнее время. Его современные «произведения» вовсе не являются случайностью. Они являются лишь продолжением всего того литературного «наследства» Зощенко, которое ведет начало с 20-х годов.
Кто такой Зощенко в прошлом? Он являлся одним из организаторов литературной группы так называемых «Серапионовых братьев». Какова была общественно-политическая физиономия Зощенко в период организации «Серапионовых братьев»? Позвольте обратиться к журналу «Литературные записки» № 3 за 1922 год, в котором учредители этой группы излагали свое кредо. В числе прочих откровений там помещен «символ веры» и Зощенко в статейке, которая называется «О себе и еще кое о чем». Зощенко, никого и ничего не стесняясь, публично обнажается и совершенно откровенно высказывает свои политические, литературные «взгляды». Послушайте, что он там говорил:
«— Вообще писателем быть очень трудновато. Скажем, та же идеология ... Требуется нынче от писателя идеология ... Этакая, право, мне неприятность»...
«Какая, скажите, может быть у меня «точная идеология», если ни одна партия в целом меня не привлекает?».
«С точки зрения людей партийных я беспринципный человек. Пусть. Сам же я про себя скажу: я не коммунист, не эс-эр, не монархист, а просто русский и к тому же политически безнравственный»...
«Честное слово даю — не знаю до сих пор, ну вот хоть, скажем, Гучков... В какой партии Гучков? А чорт его знает в какой он партии. Знаю: не большевик, но эс-эр он или кадет — не знаю и знать не хочу» и т. д. и т. п.
Что вы скажете, товарищи, об этакой «идеологии»? Прошло 25 лет с тех пор, как Зощенко поместил эту свою «исповедь». Изменился ли он с тех пор? Незаметно. За два с половиной десятка лет он не только ничему не научился и не только никак не изменился, а, наоборот, с циничной откровенностью продолжает оставаться проповедником безидейности и пошлости, беспринципным и бессовестным литературным хулиганом. Это означает, что Зощенко как тогда, так и теперь не нравятся советские порядки Как тогда, так и теперь он чужд и враждебен советской литературе. Если при всем этом Зощенко в Ленинграде стал чуть ли не корифеем литературы, если его превозносят на ленинградском Парнасе, то остается только поражаться тому, до какой степени беспринципности, нетребовательности, невзыскательности и неразборчивости могли дойти люди, прокладывающие дорогу Зощенко и поющие ему славословия!
Позвольте привести еще одну иллюстрацию о физиономии так называемых «Серапионовых братьев». В тех же «Литературных записках» № 3 за 1922 год другой серапионовец Лев Лунц также пытается дать идейное обоснование того вредного и чуждого советской литературе направления, которое представляла группа «Серапионовых братьев». Лунц пишет:
«Мы собрались в дни революционного, в дни мощного политического напряжения. «Кто не с нами, тот против нас!»— говорили нам, справа и слева, — с кем же вы, Серапионовы братья — с коммунистами или против коммунистов, за революцию или против революции?».
«С кем же мы, Серапионовы братья? Мы с пустынником Серапионом». ..
«Слишком долго и мучительно правила русской литературой общественность ... Мы не хотим утилитаризма. Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь и, как сама жизнь, оно без цели и без смысла, существует потому, что не может не существовать».
Такова роль, которую «Серапионовы братья» отводят искусству, отнимая у него идейность, общественное значение, провозглашая безидейность искусства, искусство ради искусства, искусство без цели и без смысла. Это и есть проповедь гнилого аполитицизма, мещанства и пошлости.
Какой вывод следует из этого? Если Зощенко не нравятся советские порядки, что же прикажете: приспосабливаться к Зощенко? Не нам же перестраиваться во вкусах. Не нам же перестраивать наш быт и наш строй под Зощенко. Пусть он перестраивается, а не хочет перестраиваться — пусть убирается из советской литературы. В советской литературе не может быть места гнилым, пустым, безидейным и пошлым произведениям. (Бурные аплодисменты).
Вот из чего исходил ЦК, принимая решение о журналах «Звезда» и «Ленинград».
Перехожу к вопросу о литературном «творчестве» Анны Ахматовой . Ее произведения за последнее время появляются в ленинградских журналах в порядке «расширенного воспроизводства». Это так же удивительно и противоестественно, как если бы кто-либо сейчас стал переиздавать произведения Мережковского, Вячеслава Иванова, Михаила Кузьмина, Андрея Белого, Зинаиды Гиппиус, Федора Сологуба, Зиновьевой-Аннибал и т.д. и т.п., т.е. всех тех, кого наша передовая общественность и литература всегда считали представителями реакционного мракобесия и ренегатства в политике и искусстве.
Горький в свое время говорил, что десятилетие 1907—1917 годов заслуживает имени самого позорного и самого бездарного десятилетия в истории русской интеллигенции, когда после революции 1905 года значительная часть интеллигенции отвернулась от революции, скатилась в болото реакционной мистики и порнографии, провозгласила безидейность своим знаменем, прикрыв свое ренегатство «красивой» фразой: «и я сжег все, чему поклонялся, поклонился тому, что сжигал». Именно в это десятилетие появились такие ренегатские произведения, как «Конь бледный» Ропшина, произведения Винниченко и других дезертиров из лагеря революции в лагерь реакции, которые торопились развенчать те высокие идеалы, за которые боролась лучшая, передовая часть русского общества. На свет выплыли символисты, имажинисты, декаденты всех мастей, отрекавшиеся от народа, провозгласившие тезис «искусство ради искусства», проповедовавшие безидейность в литературе, прикрывавшие свое идейное и моральное растление погоней за красивой формой без содержания. Всех их объединял звериный страх перед грядущей пролетарской революцией. Достаточно напомнить, что одним из крупнейших «идеологов» этих реакционных литературных течений был Мережковский, называвший грядущую пролетарскую революцию «грядущим Хамом» и встретивший Октябрьскую революцию зоологической злобой.
Анна Ахматова является одним из представителей этого безидейного реакционного литературного болота. Она принадлежит к так называемой литературной группе акмеистов, вышедших в свое время из рядов символистов, и является одним из знаменосцев пустой, безидейной, аристократическо-салонной поэзии, абсолютно чуждой советской литературе. Акмеисты представляли из себя крайне индивидуалистическое направление в искусстве. Они проповедовали теорий «искусства для искусства», «красоты ради самой красоты», знать ничего не хотели о народе, о его нуждах и интересах, об общественной жизни.
По социальным своим истокам это было дворянско-буржуазное течение в литературе в тот период, когда дни аристократии и буржуазии были сочтены и когда поэты и идеологи господствующих классов стремились укрыться от неприятной действительности в заоблачные высоты и туманы религиозной мистики, в мизерные личные переживания и копание в своих мелких душонках. Акмеисты, как и символисты, декаденты и прочие представители разлагающейся дворянско-буржуазной идеологии были проповедниками упадочничества, пессимизма, веры в потусторонний мир.
Тематика Ахматовой насквозь индивидуалистическая. До убожества ограничен диапазон ее поэзии, — поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной. Основное у нее — это любовно-эротические мотивы, переплетенные с мотивами грусти, тоски, смерти, мистики, обреченности. Чувство обреченности, — чувство, понятное для общественного сознания вымирающей группы, — мрачные тона предсмертной безнадежности, мистические переживания пополам с эротикой — таков духовный мир Ахматовой, одного из осколков безвозвратно канувшего в вечность мира старой дворянской культуры, «добрых старых екатерининских времен». Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой.
"Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенных чадом..."
(Ахматова "Аnno Domini")
*******
А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.
********

Такова Ахматова с ее маленькой, узкой личной жизнью, ничтожными переживаниями и религиозно-мистической эротикой.
Ахматовская поэзия совершенно далека от народа. Это — поэзия десяти тысяч верхних старой дворянской России, обреченных, которым ничего уже не оставалось, как только вздыхать по «доброму старому времени». Помещичьи усадьбы екатерининских времен с вековыми липовыми аллеями, фонтанами, статуями и каменными арками, оранжереями, любовными беседками и обветшалыми гербами на воротах. Дворянский Петербург; Царское Село; вокзал в Павловске и прочие реликвии дворянской культуры. Все это кануло в невозвратное прошлое! Осколкам этой далекой, чуждой народу культуры, каким-то чудом сохранившимся до наших времен, ничего уже не остается делать, как только замкнуться в себе и жить химерами. «Все расхищено, предано, продано», — так пишет Ахматова.
Об общественно-политических и литературных идеалах акмеистов один из видных представителей этой группки. Осип Мандельштам , незадолго до революции писал: «Любовь к организму и организации акмеисты разделяют с физиологически гениальным средневековьем» ... «Средневековье, определяя по-своему удельный вес человека, чувствовало и признавало его за каждым, совершенно независимо от его заслуг».. . «Да, Европа прошла сквозь лабиринт ажурно-тонкой культуры, когда абстрактное бытие, ничем не прикрашенное личное существование ценилось как подвиг. Отсюда аристократическая интимность, связующая всех людей, столь чуждая по духу «равенству и братству» великой революции»... «Средневековье дорого нам потому, что обладало в высокой степени чувством грани и перегородок» ... «Благородная смесь рассудочности и мистики и ощущение мира, как живого равновесия, роднит нас с этой эпохой и побуждает черпать силы в произведениях, возникших на романской почве около 1200 года».
В этих высказываниях Мандельштама развернуты чаяния и идеалы акмеистов. «Назад к средневековью» — таков общественный идеал этой аристократическо-салонной группы. Назад к обезьяне — перекликается с ней Зощенко. Кстати сказать, и акмеисты, и «Серапионовы братья» ведут свою родословную от общих предков. И у акмеистов, и у «Серапионовых братьев» общим родоначальником являлся Гофман, один из основоположников аристократическо-салонного декадентства и мистицизма.
Почему вдруг понадобилось популяризировать поэзию Ахматовой? Какое она имеет отношение к нам, советским людям? Почему нужно предоставлять литературную трибуну всем этим упадочным и глубоко чуждым нам литературным направлениям? Из истории русской литературы, мы знаем, что не раз и не два реакционные литературные течения, к которым относились и символисты, и акмеисты, пытались объявлять походы против великих революционно-демократических традиций русской литературы, против ее передовых представителей; пытались лишить литературу ее высокого, идейного и общественного значения, низвести ее в болото безидейности и пошлости. Все эти «модные» течения канули в Лету и были сброшены в прошлое вместе с теми классами идеологию которых они. отражали. Все эти символисты, акмеисты, «желтые кофты», «бубновые валеты», «ничевоки», — что от них осталось в нашей родной русской, советской литературе? Ровным счетом ничего, хотя их походы против великих представителей русской .революционно-демократической литературы — Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Герцена, Салтыкова-Щедрина — задумывались с большим шумом и претенциозностью и с таким же эффектом проваливались.
Акмеисты провозгласили: «Не вносить никаких поправок в бытие и в критику последнего не вдаваться». Почему они были против внесения каких бы то ни было поправок в бытие? Да потому, что это старое дворянское, буржуазное бытие им нравилось, а революционный народ собирался потревожить это их бытие. В октябре 1917 года были вытряхнуты в мусорную яму истории как правящие классы, так и их идеологи и песнопевцы.
И вдруг на 29-м году социалистической революции появляются вновь на сцену некоторые музейные редкости из мира теней и начинают поучать нашу молодежь, как нужно жить. Перед Ахматовой широко раскрывают ворота ленинградского журнала и ей свободно предоставляется отравлять сознание молодежи тлетворным духом своей поэзии.
В журнале «Ленинград», в одном из номеров, опубликовано нечто вроде сводки произведений Ахматовой, написанных в период с 1909 по 1944 год. Там наряду с прочим хламом есть одно стихотворение, написанное в эвакуации во время Великой Отечественной войны. В этом стихотворении она пишет о своем одиночестве, которое она вынуждена делить с черным котом. Смотрит на нее черный кот, как глаз столетия. Тема не новая. О черном коте Ахматова писала и в 1909 году. Настроения одиночества и безысходности, чуждые советской литературе, связывают весь исторический путь «творчества» Ахматовой.
********
Когда лежит луна ломтем Чарджуйской дыни
Нa краешке окна, и духота кругом,
Когда закрыта дверь, и заколдован дом
Воздушной веткой голубых глициний,
И в чашке глиняной холодная вода,
И полотенца снег, и свечка восковая, -
Как для обряда все. И лишь, не уставая,
Грохочет тишина, -
Из страшной черноты Рембрандтовских углов
Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,
Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже...
..........................................
Здесь одиночество меня поймало в сети,
Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,
И в зеркале двойник не хочет мне помочь.
Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.

28 марта 1944
Ташкент
************

Что общего между этой поэзией, интересами нашего народа и государства? Ровным счетом ничего. Творчество Ахматовой — дело далекого прошлого; оно чуждо современной советской действительности и не может быть терпимо на страницах наших журналов. Наша литература — не частное предприятие, рассчитанное на то, чтобы потрафлять различным вкусам литературного рынка. Мы вовсе не обязаны предоставлять в нашей литературе место для вкусов и нравов, не имеющих ничего общего с моралью и качествами советских людей. Что поучительного могут дать произведения Ахматовой нашей молодежи? Ничего, кроме вреда. Эти произведения могут только посеять уныние, упадок духа, пессимизм, стремление уйти от насущных вопросов общественной жизни, отойти от широкой дороги общественной жизни и деятельности в узенький мирок личных переживаний. Как можно отдать в ее руки воспитание нашей молодежи?! А между тем Ахматову с большой готовностью печатали то в «Звезде», то в «Ленинграде», да еще отдельными сборниками издавали. Это грубая политическая ошибка.
Не случайно ввиду всего этого, что в ленинградских журналах начали появляться произведения других писателей, которые стали сползать на позиции безидейности и упадочничества. Я имею в виду такие произведения, как произведения Садофьева и Комисаровой. В некоторых своих стихах Садофьев и Комиссарова стали подпевать Ахматовой, стали культивировать настроения уныния, тоски и одиночества, которые так любезны душе Ахматовой.
Нечего и говорить, что подобные настроения или проповедь подобных настроений может оказывать только отрицательное влияние на нашу молодежь, может отравить ее сознание гнилым духом безидейности, аполитичности, уныния.
А что было бы, если бы мы воспитывали молодежь в духе уныния и неверия в наше дело? А было бы то, что мы не победили бы в Великой Отечественной войне. Именно потому, что советское государство и наша партия с помощью советской литературы воспитали нашу молодежь в духе бодрости, уверенности в своих силах, именно поэтому мы преодолели величайшие трудности в строительстве социализма и добились победы над немцами и японцами.
Что из всего этого следует? Из этого следует, что журнал «Звезда», помещавший на своих страницах, наряду с произведениями хорошими, идейными, бодрыми, произведения безидейные, пошлые, реакционные, стал журналом без направления, стал журналом, помогавшим врагам разлагать нашу молодежь. А наши журналы были всегда сильны своим бодрым, революционным направлением, а не эклектикой, не безидейностью и аполитицизмом. Пропаганда безидейности получила равноправие в «Звезде». Мало того, выясняется, что Зощенко приобрел такую силу среди писательской организации Ленинграда, что даже покрикивал на несогласных, грозил критикам прописать в одном из очередных произведений. Он стал чем-то вроде литературного диктатора. Его окружала группа поклонников, создавая ему славу.
Спрашивается, на каком основании? Почему вы допустили это противоестественное и реакционное дело?
Не случайно, что в литературных журналах Ленинграда стали увлекаться современной низкопробной буржуазной литературой Запада. Некоторые наши литераторы стали рассматривать себя не как учителей, а как учеников буржуазно-мещанских литераторов, стали сбиваться на тон низкопоклонства и преклонения перед мещанской иностранной литературой. К лицу ли нам, советским патриотам, такое низкопоклонство, нам, построившим советский строй, который в сто раз выше и лучше любого буржуазного строя? К лицу ли нашей передовой советской литературе, являющейся самой революционной литературой в мире, низкопоклонство перед ограниченной мещанско-буржуазной литературой Запада?
Крупным недостатком работы наших писателей является также удаление от современной советской тематики, одностороннее увлечение исторической тематикой, с одной стороны, а, с другой стороны, попытка заняться чисто развлекательными пустопорожними сюжетами. Некоторые писатели в оправдание своего отставания от больших современных советских тем говорят, что настала пора, когда народу надо дать пустоватую развлекательную литературу, когда с идейностью произведений можно не считаться. Это глубоко неверное представление о нашем народе, его запросах, интересах. Наш народ ждет, чтобы советские писатели осмыслили и обобщили громадный опыт, который народ приобрел в Великой Отечественной войне, чтобы они изобразили и обобщили тот героизм, с которым народ сейчас работает над восстановлением народного хозяйства страны после изгнания врагов.
Несколько слов насчет журнала «Ленинград». Тут у Зощенко позиция еще более «прочная», чем в «Звезде», так же, как и у Ахматовой. Зощенко и Ахматова стали активной литературной силой в обоих журналах. Журнал «Ленинград», таким образом, несет ответственность за то, что он предоставил свои страницы таким пошлякам, как Зощенко, и таким салонным поэтессам, как Ахматова.
Но у журнала «Ленинград» есть и другие ошибки. Вот, например, пародия на «Евгения Онегина», написанная неким Хазиным. Называется эта вещь «Возвращение Онегина». Говорят, что она нередко исполняется на подмостках ленинградской эстрады. Непонятно, почему ленинградцы допускают, чтобы с публичной трибуны шельмовали Ленинград, как это делает Хазин? Ведь смысл всей этой так называемой литературной «пародии» заключается не в пустом зубоскальстве по поводу приключений, случившихся с Онегиным, оказавшимся в современном Ленинграде. Смысл пасквиля, сочиненного Хазиным, заключается в том, что он пытается сравнивать наш современный Ленинград с Петербургом пушкинской эпохи и доказывать, что наш век хуже века Онегина. Приглядитесь хотя бы к некоторым строчкам этой «пародии». Все в нашем современном Ленинграде автору не нравится. Он злопыхательствует, возводит клевету на советских людей, на Ленинград. То ли дело век Онегина — золотой век, по мнению Хазина. Теперь не то,— появился жилотдел, карточки, пропуска. Девушки, те неземные эфирные создания, которыми раньше восхищался Онегин, стали теперь регулировщиками уличного движения, ремонтируют ленинградские дома и т. д. и т. п. Позвольте процитировать одно только место из этой «пародии»:
В трамвай садится наш Евгений.
О, бедный, милый человек!
Не знал таких передвижений
Его непросвещенный век.
Судьба Евгения хранила,
Ему лишь ногу отдавило,
И только раз, толкнув в живот,
Ему сказали:"Идиот!"
Он, вспомнив древние порядки,
Решил дуэлью кончить спор,
Полез в карман... Но кто-то спер
Уже давно его перчатки,
За неименьем таковых
Смолчал Онегин и притих.
Вот какой был Ленинград и каким он стал теперь: плохим, некультурным, грубым и в каком неприглядном виде он предстал перед бедным, милым Онегиным. Вот каким представил Ленинград и ленинградцев пошляк Хазин.
Дурной, порочный, гнилой замысел у этой клеветнической пародии!
Как же могла редакция «Ленинграда» проглядеть эту злостную клевету на Ленинград и его прекрасных людей?! Как можно пускать хазиных на страницы ленинградских журналов?!
Возьмите другое произведение — пародию на пародию о Некрасове, составленную таким образом, что она представляет из себя прямое оскорбление памяти великого поэта и общественного деятеля, каким был Некрасов, оскорбление, против которого должен был бы возмутиться всякий просвещенный человек. Однако редакция «Ленинграда» охотно поместила это грязное варево на своих страницах.
Что же мы еще находим в журнале «Ленинград»? Заграничный анекдот, плоский и пошлый, взятый, видимо, из старых затасканных сборников анекдотов конца прошлого столетия. Разве журналу «Ленинград» нечем заполнить свои страницы? Разве не о чем писать в журнале «Ленинград»? Возьмите хотя бы такую тему, как восстановление Ленинграда. В городе идет великолепная работа, город залечивает раны, нанесенные блокадой, ленинградцы полны энтузиазма и пафоса после военного восстановления. Написано ли что-нибудь об этом в журнале «Ленинград»? Дождутся ли когда-либо ленинградцы, чтобы их трудовые подвиги нашли отражение на страницах журнала?
Возьмите далее тему о советской женщине. Разве можно культивировать среди советских читателей и читательниц присущие Ахматовой постыдные взгляды на роль и призвание женщины, не давая истинно правдивого представления о современной советской женщине вообще, о ленинградской девушке и женщине-героине, в частности, которые вынесли на своих плечах огромные трудности военных лет, самоотверженно трудятся ныне над разрешением трудных задач восстановления хозяйства?
Как видно, положение дел в Ленинградском отделении Союза писателей таково, что в настоящее время хороших произведений для двух литературно-художественных журналов явно не хватает. Вот почему Центральный Комитет партии решил закрыть журнал «Ленинград» с тем, чтобы сосредоточить все лучшие литературные силы в журнале «Звезда». Это, конечно, не значит, что Ленинград при надлежащих. условиях не будет иметь второго или даже третьего журнала. Вопрос решается количеством хороших, высококачественных произведений. Если их появится достаточно много и им не будет хватать места в одном журнале, можно будет создать второй и третий журнал, лишь бы наши ленинградские писатели давали хорошую в идейном и художественном отношении продукцию.
Таковы грубые ошибки и недостатки, вскрытые и отмеченные в постановлении ЦК ВКП(б) относительно работы журналов «Звезда» и «Ленинград».
В чем корень этих ошибок и недостатков?
Корень этих ошибок и недостатков заключается в том, что редакторы названных журналов, деятели нашей советской литературы, а также руководители нашего идеологического фронта в Ленинграде забыли некоторые основные положения ленинизма о литературе. Многие из писателей и из тех, которые работают в качестве ответственных редакторов или занимают важные посты в Союзе писателей, думают, что политика — это дело правительства, дело ЦК. Что касается литераторов, то не их дело заниматься политикой. Написал человек хорошо, художественно, красиво — надо пустить в ход, несмотря на то, что там имеются гнилые места, которые дезориентируют нашу молодежь, отравляют ее. Мы требуем, чтобы наши товарищи, как руководители литературы, так и пишущие, руководствовались тем, без чего советский строй не может жить, т. е. политикой, чтобы нам воспитывать молодежь не в духе наплевизма и безидейности, а в духе бодрости и революционности.
Известно, что ленинизм воплотил в себе все лучшие традиции русских революционеров-демократов XIX века и что наша советская культура возникла, развилась и достигла расцвета на базе критически переработанного культурного наследства прошлого. В области литературы наша партия устами Ленина и Сталина неоднократно признавала огромное значение великих русских революционно-демократических писателей и критиков — Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина, Плеханова. Начиная с Белинского, все лучшие представители революционно-демократической русской интеллигенции не признавали так называемого «чистого искусства», «искусства для искусства» и были глашатаями искусства для народа, его высокой идейности и общественного значения. Искусство не может отделить себя от судьбы народа. Вспомните знаменитое «Письмо к Гоголю» Белинского, в котором великий критик со всей присущей ему страстностью бичевал Гоголя за его попытку изменить делу народа и перейти на сторону царя. Это письмо Ленин назвал одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранившим громадное литературное значение и по сию пору. Вспомните литературно-публицистические статьи Добролюбова, в которых с такой силой показано общественное значение литературы. Вся наша русская революционно-демократическая публицистика насыщена смертельной ненавистью к царскому строю и проникнута благородным стремлением бороться за коренные интересы народа, за его просвещение, за его культуру, за его освобождение от пут царского режима. Боевое искусство, ведущее борьбу за лучшие идеалы народа — так представляли себе литературу и искусство великие представители русской литературы. Чернышевский, который из всех утопических социалистов ближе всех подошел к научному социализму и от сочинений которого, как указывал Ленин, «веяло духом классовой борьбы», — учил тому, что задачей искусства является, кроме познания жизни, еще и задача научить людей правильно оценивать те или иные общественные явления. Ближайший его друг и соратник Добролюбов указывал, что «не жизнь идет по литературным нормам, а литература применяется сообразно направлениям жизни», и усиленно пропагандировал принципы реализма и народности в литературе, считая, что основой искусства является действительность, что она является источником творчества и что искусство имеет активную роль в общественной жизни, формируя общественное сознание. По Добролюбову литература должна служить обществу, должна давать народу ответы на самые острые вопросы современности, должна быть на уровне идей своей эпохи.
Марксистская литературная критика, являющаяся продолжательницей великих традиций Белинского, Чернышевского, Добролюбова, всегда была поборницей реалистического, общественно направленного искусства. Плеханов много поработал для того, чтобы разоблачить идеалистическое, антинаучное представление о литературе и искусстве и защитить основные положения наших великих русских революционеров-демократов, учивших видеть в литературе могучее средство служения народу.
В. И. Ленин первый оформил с предельной четкостью отношение передовой общественной мысли к литературе и искусству. Я напомню вам известную статью Ленина «Партийная организация и партийная литература», написанную в конце 1905 года, в которой он с присущей ему силой показал, что литература не может быть беспартийной, что она должна быть важной составной частью общего пролетарского дела. В этой статье Ленина заложены все основы, на которых базируется развитие нашей советской литературы. Ленин писал:
«Литература должна стать партийной. В противовес буржуазным нравам, в противовес буржуазной предпринимательской, торгашеской печати, в противовес буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, «барскому анархизму» и погоне за наживой, — социалистический пролетариат должен выдвинуть принцип партийной литературы, развить этот принцип и провести его в жизнь в возможно более полной и цельной форме».
«В чем же состоит этот принцип партийной литературы? Не только в том, что для социалистического пролетариата литературное дело не может быть орудием наживы лиц или групп, оно не может быть вообще индивидуальным делом, независимым от общего пролетарского дела. Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков! Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела...».
И далее, в той же статье:
«Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного, писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания». Ленинизм исходит из того, что наша литература не может быть аполитичной, не может представлять собой «искусство для искусства», а призвана осуществлять важную передовую роль в общественной жизни. Отсюда исходит ленинский принцип партийности литературы — важнейший вклад В. И. Ленина в науку о литературе.
Следовательно, лучшая традиция советской литературы является продолжением лучших традиций русской литературы XIX века, традиций, созданных нашими великими революционными демократами — Белинским, Добролюбовым, Чернышевским, Салтыковым-Щедриным, продолженных Плехановым и научно разработанных и обоснованных Лениным и Сталиным.
Некрасов называл свою поэзию «музой мести и печали». Чернышевский и Добролюбов рассматривали литературу как святое служение народу. Лучшие представители российской демократической интеллигенции в условиях царского строя гибли за эти благородные высокие идеи, шли на каторгу, в ссылку. Как же можно забыть эти славные традиции? Как можно пренебречь ими, как можно допустить, чтобы ахматовы и зощенки протаскивали реакционный лозунг «искусства для искусства», чтобы, прикрываясь маской безидейности, навязывали чуждые советскому народу идеи?!..
Ленинизм признает за нашей литературой огромное общественно-преобразующее значение. Если бы наша советская литература допустила снижение этой своей огромной воспитательной роли — это означало бы развитие вспять, возврат «к каменному веку».
Товарищ Сталин назвал наших писателей инженерами человеческих душ. Это определение имеет глубокий смысл. Оно говорит об огромной ответственности советских писателей за воспитание людей, за воспитание советской молодежи, за недопущение брака в литературной работе.
Некоторым кажется странным, почему ЦК принял такие крутые меры по литературному вопросу? У нас не привыкли к этому. Считают, что если допущен брак в производстве или не выполнена производственная программа по ширпотребу или не выполнен план заготовок леса, — то объявить за это выговор естественное дело (одобрительный смех в зале), а вот если допущен брак в отношении воспитания человеческих душ, если допущен брак в деле воспитания молодежи, то здесь можно и потерпеть. Между тем, разве это не более горшая вина, чем невыполнение производственной программы или срыв производственного задания? Своим решением ЦК имеет в виду подтянуть идеологический фронт ко всем другим участкам нашей работы.
За последнее время на идеологическом фронте обнаружились большие прорывы и недостатки. Достаточно напомнить вам об отставании нашего киноискусства, о засорении недоброкачественными произведениями нашего театрально-драматического репертуара, не говоря о том, что произошло в журналах «Звезда» и «Ленинград». ЦК вынужден был вмешаться и решительно поправить дело. Он не имел права смягчать своего удара против тех, кто забывает свои обязанности по отношению к народу, по отношению к воспитанию молодежи. Если мы хотим повернуть внимание нашего актива к вопросам идеологической работы и навести здесь порядок, дать ясное направление в работе, мы должны остро, как подобает советским людям, как подобает большевикам, раскритиковать ошибки и недостатки идеологической работы. Только тогда мы сумеем поправить дело.
Иные литераторы рассуждают так: поскольку за время войны народ изголодался по литературе, книг выпускали мало, постольку читатель проглотит любой товар, хотя бы и с гнильцой. А между тем это со всем не так, и мы не можем терпеть всякую литературу, какая будет подсовываться нам неразборчивыми литераторами, редакторами, издателями. Советский народ ждет от советских писателей настоящего идейного вооружения, духовной пищи, которая помогла бы выполнению планов великого строительства, выполнению планов восстановления и дальнейшего развития народного хозяйства нашей страны. Советский народ предъявляет высокие требования к литераторам, хочет удовлетворения своих идейных и культурных запросов. Во время войны в силу обстановки мы не могли обеспечить этих насущных потребностей. Народ хочет осмыслить происходящие события. Его идейный и культурный уровень вырос. Он зачастую не удовлетворяется качеством тех произведений литературы и искусства, которые у нас появляются. Этого не поняли и не хотят понимать некоторые работники литературы, работники идеологического фронта.
Уровень требований и вкусов нашего народа поднялся очень высоко, и тот, кто не хочет или неспособен подняться до этого уровня, будет оставлен позади. Литература призвана не только к тому, чтобы итти на уровне требований народа, но более того, — она обязана развивать вкусы народа, поднимать выше его требования, обогащать его новыми идеями, вести народ вперед. Тот, кто неспособен итти в ногу с народом, удовлетворить его возросшие требования, быть на уровне задач развития советской культуры, неизбежно выйдет в тираж.
Из недостатка идейности у руководящих работников «Звезды» и «Ленинграда» вытекает и вторая крупная ошибка. Она заключается в том, что некоторые наши руководящие работники поставили во главу угла своих отношений с литераторами не интересы политического воспитания советских людей и политического направления литераторов, а интересы личные, приятельские. Говорят, что многие вредные в идейном и слабые в художественном отношении произведения допускаются в печать в силу нежелания обидеть того или иного писателя. С точки зрения подобных работников лучше поступиться интересами народа, интересами государства ради того, чтобы кого-либо не обидеть. Это совершенно неправильная и политически ошибочная установка. Это — все равно, что променять миллион на грош.
Центральный Комитет партии в своем решении указывает на величайший вред подмены принципиальных отношений в литературе отношениями приятельскими. Беспринципные приятельские отношения в среде некоторых наших литераторов сыграли глубоко отрицательную роль, повели к снижению идейного уровня многих литературных произведений, облегчили доступ в литературу чуждым советской литературе людям. Отсутствие критики со стороны руководителей идеологического фронта в Ленинграде, со стороны руководителей ленинградских журналов, подмена принципиальных отношений приятельскими отношениями за счет интересов народа принесли величайший вред.
Товарищ Сталин учит нас, что, если мы хотим сохранить кадры, учить и воспитывать их, мы не должны бояться обидеть кого-либо, не должны бояться принципиальной, смелой, откровенной и объективной критики. Без критики любая организация, в том числе и литературная, может загнить. Без критики любую болезнь можно загнать вглубь и с ней труднее будет справиться. Только смелая и открытая критика помогает совершенствоваться нашим людям, побуждает их итти вперед, преодолевать недостатки своей работы. Там, где нет критики, там укореняется затхлость и застой, там нет места движению вперед.
Товарищ Сталин неоднократно указывает на то, что важнейшим условием нашего развития является необходимость того, чтобы каждый советский человек подводил итог своей работы за каждый день, без боязненно проверял бы себя, анализировал свою работу, мужественно критиковал свои недостатки и ошибки, обдумывал бы как добиться лучших результатов своей работы и непрерывно работал бы над своим совершенствованием. К литераторам это относится в такой же мере, как и к любым другим работникам. Тот, кто боится критики своей работы, тот презренный трус, не достойный уважения со стороны народа. (Бурные аплодисменты).
Некритическое отношение к своей работе, подмена принципиальных отношений к литераторам приятельскими широко распространены и в Правлении Союза советских писателей. Правление Союза и, в частности, его председатель т. Тихонов повинны в том неблагополучии, которое вскрыто в журналах «Звезда» и «Ленинград», повинны в том, что они не только не поставили преграды проникновению в советскую литературу вредных влияний Зощенко, Ахматовой и других несоветских писателей, но и попустительствовали проникновению в наши журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов.
В недостатках ленинградских журналов сыграла свою роль и та система безответственности, которая сложилась в руководстве журналами при том положении в редакциях ленинградских журналов, когда неизвестно кто отвечал за журнал в целом и за его отделы, когда не могло быть элементарного порядка. Этот недостаток необходимо исправить. Вот почему Центральный Комитет своим постановлением назначил главного редактора журнала «Звезда», который должен отвечать за направление журнала, за высокие идейные и художественные качества произведений, помещаемых в журнале.
В журналах, как и в любом деле, нетерпимы беспорядок и анархия. Нужна четкая ответственность за направление журнала и содержание публикуемых материалов.
Вы должны восстановить славные традиции ленинградской литературы и ленинградского идеологического фронта. Горько и обидно, что журналы Ленинграда, которые всегда были рассадниками передовых идей, передовой культуры, стали прибежищем безидейности и пошлости. Надо восстановить честь Ленинграда, как передового идеологического и культурного центра. Надо помнить, что Ленинград был колыбелью большевистских ленинских организаций. Здесь Ленин и Сталин заложили основы большевистской партии, основы большевистского мировоззрения, большевистской культуры.
Дело чести ленинградских писателей, ленинградского партийного актива состоит в том, чтобы восстановить и развить далее эти славные традиции Ленинграда. Задача работников идеологического фронта в Ленинграде и в первую голову писателей заключается в том, чтобы изгнать из ленинградской литературы безидейность и пошлятину, чтобы высоко поднять знамя передовой советской литературы, чтобы не упустить ни одной возможности для своего идейного и художественного роста, не отстать от современной тематики, не отстать от требований народа, всячески развивать смелую критику своих недостатков, критику не подхалимскую, не групповую и приятельскую, а настоящую, смелую и независимую, идейную большевистскую критику.
Товарищи, теперь для вас должно быть ясно, какой грубый промах был допущен Ленинградским городским комитетом партии, в особенности его отделом пропаганды и агитации и секретарем по пропаганде тов. Широковым, который был поставлен во главе идеологической работы и на которого в первую очередь ложится ответственность за провал журналов. Ленинградский комитет партии допустил грубую политическую ошибку, приняв в конце июня месяца решение о новом составе редакции журнала «Звезда», в который был введен и Зощенко. Только политической слепотой можно объяснить, что секретарь горкома партии т. Капустин и секретарь горкома по пропаганде т. Широков провели такое ошибочное решение. Повторяю, что все эти ошибки нужно как можно скорее и решительнее исправить с тем, чтобы восстановить роль Ленинграда в идейной жизни нашей партии.
Все мы любим Ленинград, все мы любим нашу ленинградскую партийную организацию как один из передовых отрядов нашей партии. В Ленинграде не должно быть прибежища для разных примазавшихся литературных проходимцев, которые хотят использовать Ленинград в своих целях. Для Зощенко, Ахматовой и им подобных Ленинград советский не дорог. Они хотят видеть в нем олицетворение иных общественно-политических порядков и иной идеологии. Старый Петербург, Медный всадник, как образ этого старого Петербурга, — вот что маячит перед их глазами. А мы любим Ленинград советский, Ленинград, как передовой центр советской культуры. Славная когорта великих революционных и демократических деятелей, вышедших из Ленинграда,— это наши прямые предки, от которых мы ведем свою родословную. Славные традиции современного Ленинграда есть продолжение развития этих великих революционных демократических традиций, которые мы ни на что другое не сменяем. Пусть ленинградский актив смело, без оглядки назад, без «подрессоривания» проанализирует свои ошибки, чтобы как можно лучше и быстрее выправить дело и двинуть нашу идейную работу вперед. Ленинградские большевики должны вновь занять свое место в рядах застрельщиков и передовиков в деле формирования советской идеологии, советского общественного сознания. (Бурные аплодисменты).
Как могло случиться, что Ленинградский горком партии допустил такое положение на идеологическом фронте? Очевидно, он увлекся текущей практической работой по восстановлению города, по подъему его промышленности и забыл о значении идейно-воспитательной работы, и это забвение дорого обошлось ленинградской организации. Нельзя забывать идейную работу! Духовные богатства наших людей не менее важны, чем материальные. Нельзя жить вслепую, не заботясь о завтрашнем дне не только в области материального производства, но и в области идеологической. Наши советские люди выросли настолько, что не будут «глотать» всякую духовную продукцию, какую бы им ни подсунули. Работники культуры и искусства, которые не перестроятся и не смогут удовлетворить выросших потребностей народа, могут быстро потерять доверие народа.
Товарищи, наша советская литература живет и должна жить интересами народа, интересами родины. Литература — это родное для народа дело. Вот почему каждый ваш успех, каждое значительное произведение народ рассматривает, как свою победу. Вот почему каждое удачное произведение можно сравнивать с выигранным сражением или с крупной победой на хозяйственном фронте. Наоборот, каждая неудача в советской литературе глубоко обидна и горька народу, партии, государству. Именно это имеет в виду постановление ЦК, который заботится об интересах народа, об интересах его литературы и крайне обеспокоен положением дела у ленинградских .писателей.
Если безидейные люди хотят лишить ленинградский отряд работников советской литературы его основы, хотят подорвать идейную сторону их работы, лишить творчество ленинградских писателей его общественного преобразующего значения, то Центральный Комитет надеется, что ленинградские литераторы найдут в себе силы положить предел всем попыткам увести литературный отряд Ленинграда, его журналы в русло безидейности, беспринципности, аполитичности. Вы поставлены на передовую линию фронта идеологии, у вас огромные задачи, имеющие международное значение, и это должно поднять чувство ответственности каждого подлинного советского литератора перед своим народом, государством, партией, сознание важности исполняемого долга. Буржуазному миру не нравятся наши успехи как внутри нашей страны, так и на международной арене. В итоге второй мировой войны укрепились позиции социализма. Вопрос о социализме поставлен в порядке дня во многих странах Европы. Это не нравится империалистам всех мастей, они боятся социализма, боятся нашей социалистической страны, которая является образцом для всего передового человечества. Империалисты, их идейные прислужники, их литераторы и журналисты, их политики и дипломаты всячески стараются оклеветать нашу страну, представить ее в неправильном свете, оклеветать социализм. В этих условиях задача советской литературы заключается не только в том, чтобы отвечать ударом на удары против всей этой гнусной клеветы и нападок на нашу советскую культуру, на социализм, но и смело бичевать и нападать на буржуазную культуру, находящуюся в состоянии маразма и растления.
В какую бы внешне красивую форму ни было облечено творчество модных современных буржуазных западно-европейских и американских литераторов, а также кинорежиссеров и театральных режиссеров, все равно им не спасти и не поднять своей буржуазной культуры, ибо моральная основа у нее гнилая и тлетворная, ибо эта культура поставлена на службу частнокапиталистической собственности, на службу эгоистическим, корыстным интересам буржуазной верхушки общества. Весь сонм буржуазных литераторов, кинорежиссеров, театральных режиссеров старается отвлечь внимание передовых слоев общества от острых вопросов политической и социальной борьбы и отвести внимание в русло пошлой безидейной литературы и искусства, наполненных гангстерами, девицами из варьете, восхвалением адюльтера и похождений всяких авантюристов и проходимцев.
К лицу ли нам, представителям передовой советской культуры, советским патриотам, роль преклонения перед буржуазной культурой или роль учеников?! Конечно, наша литература, отражающая строй более высокий, чем любой буржуазно-демократический строй, культуру во много раз более высокую, чем буржуазная культура, имеет право на то, чтобы учить других новой общечеловеческой морали. Где вы найдете такой народ и такую страну, как у нас? Где вы найдете такие великолепные качества людей, какие проявил наш советский народ в Великой Отечественной войне и какие он каждый день проявляет в трудовых делах, перейдя к мирному развитию и восстановлению хозяйства и культуры! Каждый день поднимает наш народ все выше и выше. Мы сегодня не те, что были вчера, и завтра будем не те, что были сегодня. Мы уже не те русские, какими были до 1917 года, и Русь у нас уже не та, и характер у нас не тот. Мы изменились и выросли вместе с теми величайшими преобразованиями, которые в корне изменили облик нашей страны.
Показать эти новые высокие качества советских людей, показать наш народ не только в его сегодняшний день, но и заглянуть в его завтрашний день, помочь осветить прожектором путь вперед — такова задача каждого добросовестного советского писателя. Писатель не может плестись в хвосте событий, он обязан итти в передовых рядах народа, указывая народу путь его развития. Руководствуясь методом социалистического реализма, добросовестно и внимательно изучая нашу действительность, стараясь глубже проникнуть в сущность процессов нашего развития, писатель должен воспитывать народ и вооружать его идейно. Отбирая лучшие чувства и качества советского человека, раскрывая перед ним завтрашний его день, мы должны показать в то же время нашим людям, какими они не должны быть, должны бичевать пережитки вчерашнего дня, пережитки, мешающие советским людям итти вперед. Советские писатели должны помочь народу, государству, партии воспитать нашу молодежь бодрой, верящей в свои силы, не боящейся никаких трудностей.
Как бы буржуазные политики в литераторы ни старались скрыть от своих народов правду о достижениях советского строя и советской культуры, как бы они ни пытались воздвигнуть железный занавес, за пределы которого не могла бы проникнуть за границу правда о Советском Союзе, как бы они ни тщились умалить действительный рост и размах советской культуры — все эти попытки обречены на провал. Мы очень хорошо знаем силу и преимущество нашей культуры. Достаточно напомнить потрясающие успехи наших культурных делегаций за границей, наш физкультурный парад и т. д. Нам ли низкопоклонничать перед всей иностранщиной или занимать пассивно оборонительную позицию!
Если феодальный строй, а затем буржуазия в период своего расцвета .могли создать искусство и литературу, утверждающие становление нового строя и воспевающие его расцвет, то нам, строю новому, социалистическому, представляющему из себя воплощение всего, что есть лучшего в истории человеческой цивилизации и культуры, тем более по плечу создание самой передовой в мире литературы, которая оставит далеко позади самые лучшие образцы творчества старых времен.
Товарищи, чего требует и хочет Центральный Комитет? Центральный Комитет партии хочет, чтобы ленинградский актив и ленинградские писатели хорошо поняли, что наступило время, когда необходимо поднять на высокий уровень нашу идейную работу. Молодому советскому поколению предстоит укрепить силу и могущество социалистического советского строя, полностью использовать движущие силы советского общества для нового невиданного расцвета нашего благосостояния и культуры. Для этих великих задач молодое поколение должно быть воспитано стойким, бодрым, не боящимся препятствий, идущим навстречу этим препятствиям и умеющим их преодолевать. "Наши люди должны быть образованными, высокоидейными людьми, с высокими культурными, моральными требованиями и вкусами. Для этой цели нам нужно, чтобы литература наша, журналы наши не стояли в стороне от задач современности, а помогали бы партии и народу воспитывать молодежь в духе беззаветной преданности советскому строю, в духе беззаветного служения интересам народа,
Советские писатели и все наши идеологические работники поставлены сейчас на передовую линию огня, ибо в условиях мирного развития не снимаются, а, наоборот, вырастают задачи идеологического фронта и в первую голову литературы. Народ, государство, партия хотят не удаления литературы от современности, а активного вторжения литературы во все стороны советского бытия. Большевики высоко ценят литературу, отчетливо видят ее великую историческую миссию и роль в укреплении морального и политического единства народа, в сплочении и воспитании народа. Центральный Комитет партии хочет, чтобы у нас было изобилие духовной культуры, ибо в этом богатстве культуры он видит одну из главных задач социализма.
Центральный Комитет партии уверен, что ленинградский отряд советской литературы, морально и политически здоровый, быстро выправит свои ошибки и займет подобающее место в рядах советской литературы.
ЦК уверен, что недостатки в работе ленинградских писателей будут преодолены и что идейная работа ленинградской партийной организации в самый кратчайший срок будет поднята на такую высоту, какая нужна сейчас в интересах партии, народа, государства. (Бурные аплодисменты. Все встают}.

Аватар пользователя Антонина82

ВРЕДНЫЙ РАССКАЗ МИХ. ЗОЩЕНКО
Ленинградский литературный журнал «Звезда» в № 5—6 за этот год опубликовал в разделе «Новинки детской литературы» рассказ Мих. Зощенко «Приключения обезьяны».
В первый раз после войны большой журнал — и первый среди всех прочих «толстых» журналов страны — открывает свои страницы детским рассказом. Ждешь вещей приятных, занимательных, свежих и вместе с тем чем-то полезных и поучительных…
И я, вместе с другими читателями, доверчиво, с душой открытой поэзии, сказке, наивности и занимательности, читаю рассказ Мих. Зощенко.
Он небольшой — всего четыре журнальных страницы…
У всех в памяти первые рассказы Мих. Зощенко, написанные в 1923 — 24 годах, — «Разнотык», «Карточный домик» и прочие, памятна коллекция жактовских дрязг, кухонных скандалов, столкновений в трамвае, в бане, в пивной и на улице, о чем писал М. Зощенко. Писатель говорил о мещанстве, об обывателе с его «микроскопическими идейками», с его дурным, бедным и грубым языком…
Я напоминаю сейчас об этом потому лишь, что Мих. Зощенко и в произведениях последних лет, к сожалению, сохраняет старое представление о действительности в неприкосновенности, словно бы жизнь осталась неизменной.
«Приключения обезьяны» — это отнюдь не детский рассказ, хотя и наивна его фабула. Опять Мих. Зощенко написал некую новеллу, где все, как нарочно, как на заказ, скомплектовано из застарелых, окаменевших деталей нэповского быта: опять орущая улица, опять пивные, опять какие-то пьяные инвалиды, опять люди-уродцы, среди которых обезьяне скучно и тесно, опять сканда¬лы в магазинах, опять бани, опять милицейские свистки…
В действительности военных лет ничего примечательного не заметил Мих. Зощенко. Нарочито подобрав всяческие нелепости, он преподносит это детям в 1946 году!
Обезьяна-мартышка после того, как разбомбило зоологический сад, «не видит смысла оставаться в городе» и бежит. Шофер-красноармеец подобрал обезьянку и привез ее в город Борисов. Обезьянку ловят, «замучили беготней». Обезьянке захотелось кушать. «Скидки у нее нет. Продуктовых карточек она не имеет…» Обезьянка врывается в магазин, прыгает по головам людей и тащит пучок морковки. Возникает скандал. За обезьянкой снова бегут. «А позади бежит милиционер и дует в свой свисток…»
Мальчик Алеша решает приютить обезьянку. Бабушка устраивает внуку скандал: «Нет… Кто-то из нас двоих (бабушка или обезьянка) должен находиться в зоологическом саду». Алеша гарантирует порядок, он собирается воспитать обезьянку по-человечески… Обезьянка меж тем делает новый побег с целью снова «заглянуть в магазин не на деньги, а так». Инвалид Гаврилыч как раз в это время шел в баню, перед этим побывав в пивной. Увидев обезьянку, он решает ее поймать, вымыть в бане и продать на рынке за сто рублей, чтобы вновь пойти в пивную. В бане обезьянке попадает в глаза мыло. Возникает новый — по счету четвертый — скандал. Кому-то кажется, что в баню попала бомба. Опять бегут люди — «впереди всех мальчишки» и опять «позади всех милиционер» и за ним инвалид.
Но тут попадается всем на пути мальчик Алеша. Он произносит речь перед толпой, клеймит инвалида при поддержке тут же очутившегося водителя-красноармейца. Толпа аплодирует. Инвалид идет в баню домываться. Обезьянку мальчик несет в дом, где она быстро перевоспитывается, «нос вытирает платком» и «чайной ложечкой кушает рисовую кашу…» «Дети и даже отчасти взрослые могут брать с нее пример…» — так заканчивает Мих. Зощенко всю эту пошлую историю.
Если бы Мих. Зощенко начинал свой путь в 1923 году этим рассказом — можно было бы, пожалуй, отметить, что молодого автора особенно интересуют скандалы и столкновения на улице, в пивной, в бане и т.п., «курьезы быта» и проч. Мы могли бы далее высказать надежду, что автор позднее сумеет увидеть жизнь углубленнее и от «курьезов» перейти к более сложному изображению советской жизни, полной удивительных, благородных поступков и дел.
Сейчас середина 1946 года… Мих. Зощенко по-прежнему едет по заезженным колеям. Он отстал от жизни, он повторяет сам себя.
«Инвалиды из пивной», бестолково бегущие в хвосте толпы и свистящие милиционеры, уродливые люди и уродливы черты быта — вот все, что заметил Мих. Зощенко и что звучит клеветой на нашу жизнь.
В самом деле, — у Мих. Зощенко общая концепция рассказа сводится к тому, что обезьяне в обществе людей плохо и скучно. В одном из «рассуждении» обезьяны, то есть рассуждении, сделанных Зощенко за обезьяну, прямо говорится, что жить в клетке, то есть подальше от людей, лучше, чем в среде людей.
Народ вправе требовать от литературы после всего свершенного им в последние годы и раздумий, и настоящего чувства, и нового юмора. Народ говорит ясно: следует писать не нелепицы, где все и вся обессмыслено, а произведения, помогающие жить и трудиться, расширяющие представление о жизни и о человеке.
Плохо поступила редакция журнала «Звезда», напечатав рассказ Зощенко и обманув, и обидев тем самым читателей. Не радость вызывает рассказ Мих. Зощенко у людей, а горечь, возмущение и сильный протест.
Спрашивается, до каких пор редакция журнала «Звезда» будет предоставлять свои страницы для произведений, являющихся клеветой на жизнь советского народа?
Всеволод ВИШНЕВСКИЙ
Культура и жизнь. 1946. 10 августа.

Жаль, нет этого рассказа в библиотеке, оригинал читать интересней.

М-мм... вообще-то по Зощенке Жданов проехался справедливо. Сужу по засилию зощенкообразных (минус его талант, правда) в нынешних книжных новинках... :-(
А "Приключения обезьяны" - тут: http://eumenius.livejournal.com/273399.html (не знаю, насколько полный).

X